Рогожин задал свой вопрос как потерянный, как божеству какому-то, но с смелостью приговоренного к казни, которому уже нечего терять. В смертной тоске ожидал он ответа.
Настасья Филипповна обмерила его насмешливым и высокомерным взглядом, но взглянула на Варю и на Нину Александровну, поглядела на Ганю и вдруг переменила тон.
- Совсем нет, что с вами? И с какой стати вы вздумали спрашивать? - ответила она тихо и серьезно, и как бы с некоторым удивлением.
- Нет? Нет!! - вскричал Рогожин, приходя чуть не в исступление от радости: - так нет же?! А мне сказали они… Ах! Ну!.. Настасья Филипповна! Они говорят, что вы помолвились с Ганькой! С ним-то? Да разве это можно? (Я им всем говорю!) Да я его всего за сто рублей куплю, дам ему тысячу, ну три, чтоб отступился, так он накануне свадьбы бежит, а невесту всю мне оставит. Ведь так, Ганька, подлец! Ведь уж взял бы три тысячи! Вот они, вот! С тем и ехал, чтобы с тебя подписку такую взять; сказал: куплю, - и куплю!
- Ступай вон отсюда, ты пьян! - крикнул красневший и бледневший попеременно Ганя.
За его окриком вдруг послышался внезапный взрыв нескольких голосов; вся команда Рогожина давно уже ждала первого вызова. Лебедев что-то с чрезвычайным старанием нашептывал на ухо Рогожину.
- Правда, чиновник! - ответил Рогожин: - правда, пьяная душа! Эх, куда ни шло. Настасья Филипповна! - вскричал он, глядя на нее, как полоумный, робея и вдруг ободряясь до дерзости: - вот восемнадцать тысяч! - и он шаркнул пред ней на столик пачку в белой бумаге, обернутую накрест шнурками. - вот! И… и еще будет!
Он не осмелился договорить чего ему хотелось.
- Ни-ни-ни! - зашептал ему снова Лебедев, с страшно испуганным видом; можно было угадать, что он испугался громадности суммы и предлагал попробовать с несравненно меньшего.
- Нет, уж в этом ты, брат, дурак, не знаешь, куда зашел… да видно и я дурак с тобой вместе! - спохватился и вздрогнул вдруг Рогожин под засверкавшим взглядом Настасьи Филипповны. - Э-эх! соврал я, тебя послушался, - прибавил он с глубоким раскаянием.
Настасья Филипповна, вглядевшись в опрокинутое лицо Рогожина, вдруг засмеялась.
- Восемнадцать тысяч, мне? Вот сейчас мужик и скажется! - прибавила она вдруг с наглою фамильярностью и привстала с дивана, как бы собираясь ехать. Ганя с замиранием сердца наблюдал всю сцену.
- Так сорок же тысяч, сорок, а не восемнадцать, - закричал Рогожин; - Ванька Птицын и Бискуп к семи часам обещались сорок тысяч представить. Сорок тысяч! Все на стол.
