- Обморок! - закричали кругом.
- Матушка, сгорят! - вопил Лебедев.
- Даром сгорят! - ревели со всех сторон.
- Катя, Паша, воды ему, спирту! - крикнула Настасья Филипповна, схватила каминные щипцы и выхватила пачку. Вся почти наружная бумага обгорела и тлела, но тотчас же было видно, что внутренность была не тронута. Пачка была обернута в тройной газетный лист, и деньги были целы. Все вздохнули свободнее.
- Разве только тысченочка какая-нибудь поиспортилась, а остальные все целы, - с умилением выговорил Лебедев.
- Все его! Вся пачка его! Слышите, господа! - провозгласила Настасья Филипповна, кладя пачку возле Гани: - а не пошел-таки, выдержал! Значит, самолюбия еще больше, чем жажды денег. Ничего, очнется! А то бы зарезал, пожалуй… вон уж и приходит в себя. Генерал, Иван Петрович, Дарья Алексеевна, Катя, Паша, Рогожин, слышали? Пачка его, Ганина, Я отдаю ему в полную собственность, в вознаграждение… ну, там, чего бы то ни было! Скажите ему. Пусть тут подле него и лежит… Рогожин, марш! Прощай, князь, в первый раз человека видела! Прощайте, Афанасий Иванович, merci!
Вся Рогожинская ватага с шумом, с громом, с криками пронеслась по комнатам к выходу, вслед за Рогожиным и Настасьей Филипповной. В зале девушки подали ей шубу; кухарка Марфа прибежала из кухни. Настасья Филипповна всех их перецеловала.
- Да неужто, матушка, вы нас совсем покидаете? Да куда же вы пойдете? И еще в день рождения, в такой день! - спрашивали расплакавшиеся девушки, целуя у ней руки.
- На улицу пойду, Катя, ты слышала, там мне и место,. а не то в прачки! Довольно с Афанасием Ивановичем! Кланяйтесь ему от меня, а меня не поминайте лихом…
Князь стремглав бросился к подќезду, где все рассаживались на четырех тройках с колокольчиками. Генерал успел догнать его еще на лестнице.
- Помилуй, князь, опомнись! - говорил он, хватая его за руку: - брось! Видишь, какая она! Как отец говорю…
Князь поглядел на него, но, не сказав ни слова, вырвался и побежал вниз.
У подќезда, от которого только-что откатили тройки, генерал разглядел, что князь схватил первого извозчика и крикнул ему "в Екатерингоф, вслед за тройками". Затем подкатил генеральский серенький рысачек и увлек генерала домой, с новыми надеждами и расчетами, и с давешним жемчугом, который генерал все-таки не забыл взять с собой. Между расчетами мелькнул ему раза два и соблазнительный образ Настасьи Филипповны; генерал вздохнул:
- Жаль! Искренно жаль! Погибшая женщина! Женщина сумасшедшая!.. Ну-с, а князю теперь не Настасью Филипповну надо…
