— Наш капитан в университете марксизма-ленинизма учится! — с гордостью сообщил он.
— Откуда ты знаешь? — с любопытством спросил Веденкин.
Беседа, действительно, учился в вечернем университете, но вряд ли говорил об этом ребятам.
— Он книгу Иосифа Виссарионовича Сталина, том третий, на столе в классе оставил, а сам вышел. Я смотрю — на корешке написано «Институт Маркса-Энгельса-Ленина», открыл, а там зачетная книжка нашего капитана. Все пятерки! Только одна четверка! Вот учится! Забыл, как называется тот предмет, за который четверка — диа… как-то диа…
— Диамат, — подсказал майор.
— Верно! Вы все знаете! И история ваша есть, — сообщил Артем, — ребята все понабежали, обступили меня… Всем понравилось, что история есть… Значит, наш капитан тоже учит… Ему, как и нам, даты зубрить приходится… А в книжке зачетной благодарность «За отличную учебу». Он потому и с нас так требует…
— Имеет право, — сказал Виктор Николаевич.
— Имеет, — с гордостью подтвердил Артем.
Зорину долго не удавалось найти такого библиотекаря, который был бы не только знатоком книг, но и опытным воспитателем. Наконец, ему повезло. На работу в училище приняли Марию Семеновну Гриневу — маленькую, белоголовую старушку, в больших роговых очках, вечно белоснежной шелковой кофточке и черной юбке с широкими бретельками.
Неутомимая, богатая на выдумки, Мария Семеновна то устраивала выставки, то проводила читательские конференции об образах советских офицеров в книгах лауреатов; мастерила с ребятами монтажи: о пятилетке, о родном городе, о героях труда; затеивала переписку с автором новой интересной повести, а если была возможность, приглашала его в училище.
То ли потому, что была она какая-то домашняя, сердечная — с темными щелочками глаз, пухлыми проворными руками, то ли огромной была потребность детей в материнском теплом взгляде, участливом слове, но к Гриневой льнули все ребята.
К ней приходили с письмами, поверяли немудреные секреты, прибегали спросить значение того или иного слова, рассказать о споре в классе, о своих обидах и радостях. И она никого не оставляла без внимания и участия. У нее была крохотная комната, примыкающая к читальному залу, где среди каталогов, вырезок, списков она выслушивала самые ответственные тайны.
Это не было добреньким всепрощением. Мария Семеновна умела и пробрать кого следовало, и непритворно рассердиться, — но все это у нее получалось как-то по-матерински, она быстра отходила и не забывала потом заступиться, посоветовать.
