— Как прикажете, повелитель, — ответил крылатый юноша и поклонился.
Вперед выступил маленький горбатый хоб и торжественно развернул перед троном большой грязный сверток.
— Я убил тысячу мышей, отрезал им хвосты и сплел из них коврик. Приношу этот дар во славу вашего величества!
Первый раз с начала церемонии Ройбен едва не расхохотался. Он прикусил губу, чтобы сдержать смех.
— Мышей?
Король покосился на дворецкого. Руддлз поднял бровь.
— Мышей! — подтвердил хоб, гордо выпячивая грудь.
— Достойное деяние, — милостиво кивнул Ройбен.
Слуги свернули коврик, и хоб удалился, крайне довольный собой.
Шелки низко поклонилась. Ее крошечное тело было укрыто только желтовато-зелеными волосами.
— Я сглазила виноградники. Осенью, когда грозди почернеют, они нальются ядом. Вино из этих ягод ожесточит сердца смертных.
— Ибо сердца смертных недостаточно жестоки без твоего яда, — проворчал Ройбен.
Король нахмурился и подумал, что сам уже рассуждает как человек. И где он этого понабрался?
Шелки не заметила сарказма и расплылась в улыбке.
Так и тянулось дальше. Парад даров и деяний, одно другого страшнее, и все совершены во имя Ройбена, короля Зимнего двора. Снова и снова кровавые дары ложились к ступеням трона. Так кошка приносит мертвую птичку к ногам хозяина, после того как сама всласть с ней наиграется.
И каждый говорил:
— Во имя твое.
Во имя, которого не знал никто, кроме Кайи. Его имя. Теперь оно принадлежало другим. Его именем приказывали и проклинали. Ройбен скалился, улыбался и милостиво кивал подданным.
Лишь позднее, в личных покоях, наедине с ковриком из мышиных хвостов, он дал волю своему отвращению. Как же он ненавидел тварей из Зимнего двора, которые портили или губили все, с чем сталкивались! И себя, сидящего на троне этого царства чудовищ.
Он сидел и рассеянно смотрел на дары, когда стены зала потряс ужасный удар. На голову Ройбена ливнем хлынула грязь, запорошившая ему глаза. Еще удар, и пол закачался у него под ногами.
Ройбен пулей выскочил из покоев. В коридоре он наткнулся на Василька, фейри с волосами-лезвиями, засыпанного пылью, с зияющей раной на плече.
— Повелитель! На нас напали!
Несколько мгновений Ройбен озадаченно смотрел на него. При всей ненависти к Силариаль, в душе он все еще считал себя вассалом Летнего двора. У него в голове не укладывалось, что война уже началась и что Летний двор первым нанес удар.
— Займись раной, — бросил он на ходу, торопясь туда, откуда доносились крики.
