– Я спрашиваю вас: почему?
– Боязно, – пробормотал бывший псаломщик Груздев и шмыгнул носом.
– Спасибо за откровенность! – Галаган скривил губы. – Так вот, чтобы вас подбодрить, приказываю: сегодня же увезите с собой по ящику винтовок. Получите у господина Седых. Слышите? Иннокентий Харлампиевич, выдайте представителям Тропинской и Дубровинской групп по десять винтовок.
– Слушаюсь. Выдам…
– А я все одно – не приму! – взвизгнул дубровинский лавочник, человечек-яблочко, Горбылин.
– Почему? – Глаза у Галагана заблестели, он скинул кота и шагнул к лавочнику. – Почему?! Боитесь тоже? Смотрите, почтенный, за отказ от поручения… Словом, вы подписку давали, а с нарушителями подписки разговор короткий, с трусами – тоже!..
Собравшиеся переглянулись.
– Тут у нас, господин, сумнение есть… – поднялся с места Базыльников. – Такое, значится, дело: мы все друг дружку досконально знаем, а тебя – впервой видим…
– Письмо получили? – с холодным высокомерием спросил Галаган.
– Так ить… письмо – оно гумажка, а какой вы человек – это нам неизвестно.
– Что ж вам еще, мандат нужен?… Вот эту штуку знаете? – порывшись в кармане, Галаган вытащил дырявый рубль и со звоном брякнул монетой о тарелку.
Но заветный рубль не произвел здесь впечатления. Базыльников, переглянувшись с соседом Потаповым, сказал гнусаво, не твердо:
– Рупь, оно само собой… Только тут рупь твой – дело десятое.
И Потапов прохрипел:
– Ты над мужиками брось куражиться.
Несколько человек враз выкрикнули:
– Крест кажи!
– Без креста тебе воли не даем!
– Доставай, представитель, крест нательный!
– А-а-а!.. – протянул Галаган. – Что ж, это правильно. И по мне – так: без креста вообще человека нет…
На местах загалдели:
– Вот этта – верно!
– Без креста ходют одни большевики-антихристы, сатанинские слуги!
– Ну-кось, открой ворот.
Галаган широким жестом расстегнул френч и вытащил на ламповый свет черный шнурок-гайтан. Перед глазами собравшихся сверкнул золотом литой массивный крест.
– Осьмиконечный! – радостно, возбужденно крикнул кто-то, и совсем восторженно Базыльников заявил:
– Наш человек! Теперь видать.
– Вестимо, наш, – рассудительно сказал Седых. – Я ж упреждал… Ну, спаси те бог, господин Рагозин… уважил народ, прямо скажем – во, как уважил! А вы, – Иннокентий Харлампиевич строго посмотрел на дубровинского лавочника и разжалованного псаломщика, – ты, Горбылин, и ты, Груздев, – «боязно!» – И еще раз передразнил: – «Боязно!» Прадеды наши, борясь с супостатом-антихристом, огненное крещение принимали, на дыбу шли, им не боязно было? А я намедни скрозь саму что ни на есть коммунию, с Кривощекова в Колыван два ящика винтовок провез – мне не боязно?… А Селянин, который баржу с хлебушком стережет, – ему не боязно? Все мы на порохе сидим и за народ муки принять готовы, нам как?… «Боязно» ему, вишь! Пошто веру страмите, Груздев и Горбылин?! За отступничество, сами знаете, поди, – иудина казнь, на осине.
