Джасмин не знала, как себя вести, когда Тарик в таком настроении. Наконец она решила, что надежнее всего будет не обращать внимания на блеск в глазах и отдаться наслаждению.
— Расскажи мне про этот фестиваль.
Кончиком пальца она что-то нарисовала на его груди, радуясь ощущению его тела под тонкой льняной тканью. Тарик никогда не прерывал ее эротических «исследований» после того, как убедился, насколько она восхищается его телом.
— В этот день девственницы определенного возраста совершают паломничество к священному месту.
— А где это?
Вопрос вызвал у Тарика раздражение.
— Этого не знает ни один мужчина.
Джасмин стало еще интереснее.
— А почему мне нельзя в Зюльхейну?
— Я не знаю, что они там делают. В это время ни одному мужчине нельзя появляться на улицах.
Джасмин помрачнела. Очередной вопрос застрял у нее в горле. Но Тарик прочитал ее мысли.
— Терпение, маленькая мегера. Опасности нет никакой, так как вместе с ними есть замужние женщины, в том числе женщины-полицейские.
Джасмин не могла молчать:
— Полицейские? В Зюльхейле женщинам разрешается идти на такую работу?
В который раз ее поразило то, как ревностно в Зюльхейле охраняют свои секреты. Ей предстоит узнать еще очень многое.
— Я говорил тебе, что мы лелеем своих женщин. Мы защищаем их, но не запираем в клетки.
Дразнящим движением он облизнул ее губы. Желание отдаться едва не победило Джасмин.
— Так почему же мне нельзя быть там?
— Потому что там могут находиться, помимо девственниц, или женщины, имеющие детей, или те, кто состоит в браке не меньше пяти лет... — Его пальцы, погладившие ее живот, послали ей намек, который невозможно было не разгадать. — Ты сможешь пойти, когда родишь мне ребенка.
Джасмин сглотнула слюну. Она никогда не осмеливалась даже предполагать, что у нее может быть ребенок от Тарика. И не будет, пока она не откроет Тарику правду о своем собственном рождении.
— Как вы добиваетесь того, что иностранцы не мешают паломничеству?
— Границы Зюльхейля ежегодно закрываются за неделю до фестиваля. Визы тех, кто приехал раньше, истекают в течение этой недели. Тех, кто не соглашается выехать, мы выдворяем.
— Вы ведь закрыли границу и после того, как погибли твои родители, да?
Джасмин прикусила язык, когда слова уже вылетели. Тарик был по-прежнему непоколебим в нежелании говорить о своей утрате. Он поцеловал ее. Поцеловал тепло и ласково, но в этом поцелуе не было ничего от эротики.
— Да, — шепнул он. — На два месяца Зюльхейль был закрыт для иностранцев. Нашим жителям нужно было справиться с горем, а мне требовалось время, чтобы залечить раны.
