— Не надо так, Мина. Ты же знаешь, что станешь жидким огнем в моих руках.
Одну руку Тарик положил ей на бедро, второй обхватил ее подбородок, но не заставил ее поднять взгляд.
— Да, я знаю, ты можешь заставить меня трепетать в любую секунду.
Джасмин запнулась, повторяя издевательские слова Тарика. Слова настолько верные, что ей оставалось только внутренне рыдать. Если его пальцы не прекратят эти чувственные прикосновения, она разобьется, словно ваза из тонкого хрусталя.
— Я не буду с тобой воевать. — Она стояла неподвижно, опустив руки.
— Иди в постель, Джасмин. Усталый, расстроенный голос.
Он оставил ее посредине спальни, а сам прошел в свою комнату через смежную дверь, которая закрылась за ним с легким щелчком.
А Джасмин охватило изнеможение. В страхе перед предстоящим объяснением она провела почти без сна предыдущие пять ночей. Не сбрасывая халата, она заползла под одеяло. Но чувство утраты не давало ей заснуть. Ложное, конечно, чувство. Никогда в жизни она ничего не имела, а значит, ей нечего было терять. И все-таки хотелось пойти к мужу, прижаться к нему...
— Нет.
Нет, она не поддастся влечению, коль скоро Тарик не видит ничего из ряда вон выходящего в своем обхождении с ней. Уважение, повторила про себя Джасмин. Она заслуживает уважения.
Тарик швырнул скомканную рубашку через всю комнату. Она его отвергла! Такого от Джасмин он не мог ожидать. Он полагался на ее врожденное великодушие. Время и разлука, наряду со страстным гневом Джасмин, заставили его пожалеть о жестоких словах. Они ранили жену. Более того, в них была неправда. Много раз за эти четыре года он просыпался по ночам с мыслью о ней, а это неопровержимо свидетельствовало о том, что она незаменима.
А если дело приняло непоправимый оборот? Если Мина вправду возненавидела его? Ее тело было таким жестким в его объятиях, губы молчали. Она была похожа на маленького зверька, замершего перед хищником. Нет, в Джасмин живет не жажда мести, не злость, а... боль. И его бешенство отступило перед лицом этой правды. Он обидел свою жену, свою Мину. Это его Мина, и его долг — защищать ее. Даже от самого себя.
Впервые в своей жизни Тарик не знал, что ему делать. Шейх едва ли может позволить себе нерешительность, а вот у мужа есть к тому все основания. Он понимал, что поступил плохо, но он не из тех людей, кто привык просить прощения.
Издав неопределенный звук, больше всего похожий на рычание, Тарик ушел в душевую, а мыслями его владела маленькая женщина с большими синими глазами, которую он оставил в соседней комнате.
