А еще шарфюрер Гольвег просто поразил его своим умением вести огонь, меняя позиции, при этом эсэсовец так кувыркался и переваливался-перекатывался из стороны в сторону, что сначала Андрей даже не в состоянии был повторить все это. «Все-таки не хватает тебе профессиональной подготовки, которую дают диверсионные и прочие школы, — вынужден был признать Беркут, приглушая собственное самолюбие. — Как только окажешься на Большой Земле, придется тебе основательно подучиться».
На второй день поляки, правда, поостыли к приемам, сказывалась усталость. Арзамасцев вообще с первого дня бойкотировал занятия, демонстрируя свое нежелание иметь дело с «фашистским гадом». И только Анна и Корбач упорно продолжали тренироваться вместе с командиром. Звездослав — тот пытался тренироваться с Громовым даже по ночам.
— А ведь, оказывается, я ошибался, вы, господин обер-лейтенант, тоже не профессиональный разведчик. И не диверсант, — заметил шарфюрер, когда после очередных утренних тренировок они уселись под соснами передохнуть. — Вы — спортсмен, владеете странными приемами, очевидно, какой-то восточной борьбы, которые очень неохотно демонстрируете, но…
— Вы правы, я не хотел бы, чтобы вы овладели ими, — ответил Беркут. — Потому что знаю, по отношению к кому они могут быть применены.
— Есть у вас и большой боевой опыт. Однако признайтесь: в диверсионно-разведывательной школе вы не провели ни одного дня.
— Не провел. Обучался на фронте.
— А я хочу стать профессионалом. Эта война меня уже не интересует. Тем более что она идет к завершению. Притом не к такому, какое нам хотелось бы видеть. Гитлер восстал не только против всей Европы, но и против США, Канады, Австралии, Новой Зеландии… А ведь все это страны европейской цивилизации. Как можно было решиться на такое? Этого потомки ему не простят.
— Смелые суждения, Гольвег. Именно исходя из них вы вдруг смирились со своим пленением и охотно обучаете моих людей?
— Я хочу выжить.
— Какая банальность!
— Я действительно хочу выжить и проявить себя уже после войны. Не в качестве диверсанта, конечно, а, скорее всего, в качестве разведчика. Профессия не самая святая, но… Если удастся совмещать ее со статусом дипломата… А ведь не исключено, что когда-нибудь после войны мы с вами еще встретимся, а, господин обер-лейтенант? Вы будете известным русским генералом, я — скромным сотрудником какого-нибудь отдела разведки и по совместительству — секретарем посольства. И мы оба будем признательны судьбе, что нам хватило мудрости не уничтожить друг друга.
