«Два», — показал в это время Арзамасцев, перемещаясь вдоль борта поближе к кабине.
— Водитель, — молвил Беркут, — прикажите-ка тем двоим солдатам, что в кузове, сойти и подтолкнуть нашу машину. Иначе мы не разъедемся до ночи.
— Яволь, господин обер-лейтенант, — щелкнул каблуками эсэсманн[7], бросаясь к заднему борту.
— Но я не угрожал вам оружием, — наконец-то нашло смирение и на шарфюрера, хотя говорил он все еще тоном, которым обычно говорят с лакеями. — Речь шла о наглости вашего водителя. Прошу вернуть мой пистолет. Вы не имеете права обезоруживать меня.
— Офицер контрразведки имеет право обезоруживать любую подозрительную личность. — Беркут перебросил вальтер эсэсовца с правой руки в левую и выхватил свой парабеллум. — К борту, шарфюрер, — добавил он уже мягче, и, встретив недоуменный взгляд эсэсовца, добавил: — В ваших интересах побыстрее вытолкнуть машину из колеи на обочину.
Шарфюрер озверело посмотрел сначала на обер-лейтенанта, затем на его водителя и, зло сплюнув, взялся руками за борт.
— Ну, чего встали?! — гаркнул на сошедших на землю эсэсовцев. — Взялись, подтолкнули!
Автомат был только у одного из двоих солдат. Но он не придал особого значения тому, что, сунув пистолеты в карманы брюк, обер-лейтенант вежливо снял оружие с его плеча. Чтобы не мешало. Однако в следующее мгновение обер-лейтенант уже с силой опустил его на затылок упершегося руками в борт шарфюрера. А из ближайших кустов выскочили четверо вооруженных людей, чей внешний вид убедительно свидетельствовал, что в лесу они не первый день.
Уже после команды «руки вверх», водитель-эсэсовец бросился к кабине, очевидно, надеясь схватить свой автомат, но метнувшийся вслед за ним Арзамасцев ударил его штыком в спину. Для двоих других солдат это была минута оцепенения. Ровно столько времени и нужно было Беркуту, чтобы, незаметно выхватив из-за голенища финку, ударить в живот стоящего рядом с ним эсэсманна. Но это нападение вывело из оцепенения другого эсэсовца. Яростно взревев, он ударил Беркута ногой в бок, пригнувшись, пролетел между двумя «лесными мстителями» и с криком: «Партизаны! Партизаны!» бросился в лес. Андрей успел крикнуть: «Не стрелять!», но крик его заглушила автоматная очередь.
— А то ушел бы, гад! — еще раз нажал на спусковой крючок Гандич, скашивая эсэсовца, оседающего возле расщепленого, полусожженного ствола дерева.
И сразу же где-то вдали взвыла сирена. Прогремело несколько винтовочных выстрелов. Громов понял, что охрана объекта уже поднята по тревоге и в их распоряжении остались считаные минуты.
