Че закурил новую сигару и кивнул:
— На мой взгляд, прекрасная идея. Я, конечно, не смогу поехать с тобой, слишком много дел. Но я могу дать тебе человека, который участвовал во всех боях. Он знает все пути, ведущие туда, и расскажет массу историй.
— Отлично!
— Но тебе придется оплатить бензин и еду для вас обоих.
— Ты что, серьезно?
— Конечно.
— Тэтэ, у меня нет с собой столько денег.
— Тогда ты не сможешь поехать. Может быть, в другой раз. Уж не думаешь ли ты, что я из тех, кто может свободно распоряжаться государственными средствами. Я получаю твердый оклад, и все.
Еще два раза отец пытался уговорить сына, но Че был непреклонен. Никаких послаблений. Зато он постарался как можно лучше показать отцу облик новой Кубы.
Через несколько дней он уже прощался с ними в гаванском аэропорту «Ранчо Бойерос».
Внезапно к ним подошел какой-то аргентинец.
— Извините, вы команданте Че Гевара? Че кивнул.
— Тогда позвольте мне как земляку пожать вам руку.
Че засмеялся и крепко пожал ему руку. Тот вытащил из кармана небольшую тетрадку и произнес:
— Не могли бы вы дать мне автограф?
Иначе никто в Аргентине не поверит, что я в самом деле видел вас.
Че резко повернулся к нему спиной и продолжил разговор со своими родителями. Однако аргентинец продолжал нетерпеливо вертеть тетрадкой перед его носом.
— Нет, — сказал Че, — я не кинозвезда.
Он вновь взглянул на документ, лежащий перед ним на письменном столе. 7 февраля 1959 года он был принят новым кубинским правительством. Вновь вступила в силу конституция 1940 года, отмененная диктатором Батистой. С учетом новой ситуации в нее были внесены небольшие изменения и дополнения. Еще раз он прочел статью XII, которая начиналась словами: «Коренными кубинцами являются…», а заканчивалась так: «…те иностранные граждане, которые сражались против диктатуры в рядах Повстанческой армии в течение двух или более лет и при этом по крайней мере год носили звание команданте».
Че знал, что имелся один-единственный иностранец, к которому относилось это постановление. Он испытывал чувство гордости и благодарности. До него лишь один иностранный подданный удостоился такого отличия. Это был Максиме Гомес, который в XIX веке рисковал жизнью в двух войнах против испанцев за независимость Кубы и даже встал во главе восставших.
О высшей награде он не мог и мечтать.
Нет, он отнюдь не жаждал стать президентом Национального банка. Но, с другой стороны, он сознавал, что должен сражаться там, где нужен революции. И он согласился занять эту должность. Одетый в потрепанную форму бойца «Движения 26 июля», засучив рукава и даже не причесавшись, пришел он в банк. Естественно, он был вооружен.
