— Надо в письме поблагодарить его и пожелать счастья.
Тут же кто-то принес листок бумаги. Его разделили на два столбца. В одном должны были стоять подписи революционеров, в другом их звания.
Несколько соратников Фиделя не смогли подписаться из-за своей неграмотности. Когда настал черед Че, Фидель твердо сказал ему:
— Укажи звание команданте.
Вот так Эрнесто Че Гевара получил это звание и был назначен командиром второй колонны. Он страшно гордился этим и горел желанием доказать, что справится с этой задачей.
— Близится годовщина 26 июля. Так пусть же этот день станет страшным днем для армии Батисты. Мы отпразднуем эту годовщину, напав на его войска.
Пока Селия вручала Че маленькую звездочку — отличительный знак команданте, — он сказал:
— Самый жестокий из всех батистовских офицеров Санчес Москера имеет наглость вторгаться в Сьерру со своей солдатней. Он считается одним из самых кровожадных командиров Батисты. Он безжалостно грабит крестьян и оставляет повсюду свои кровавые следы. Я попробую здорово потрепать его солдат. Может быть, мы сможем положить конец его бесчинствам.
Фидель кивнул.
— Предоставляем тебе полную свободу действий. Мы хотим достойно встретить годовщину.
До своего лагеря Че добирался на муле. Ноги его волочились по земле. Он измученно опирался на винтовку с оптическим прицелом. Глаза глубоко запали. Солнце палило прямо в лицо. Он был весь увешан патронными лентами. Трофеи. Они захватили их у батистовских солдат. На шее у него еще болталась фотокамера.
Едва поздоровавшись с журналистом Масетти, он сразу же пригласил его в дом.
— Поговорим после. Я устал и хочу есть. Давай присоединяйся! У нас есть вареные бананы и бобы.
Масетти сел напротив. Че поставил винтовку рядом с сиденьем. Только патронные ленты он кинул на стул, стоявший в паре метров от него.
Че потер виски и откинул голову назад. Как бы самому себе он сказал:
— Здесь мы сражаемся с Санчесом Маскерой. Это самый кровожадный офицер Батисты. Он постоянно совершает налеты на Сьерру и проводит чудовищные карательные акции против населения. Мы много раз чуть было не зажимали его в кольцо. Но эта скотина постоянно ускользала от нас.
Крестьянин принес еду. Он явно гордился тем, что знаменитый Че остановился в его доме. Че молча поглощал скудную пищу, казавшуюся, однако, праздничным обедом. Он вспоминал последние форсированные переходы, когда они вообще ничего не ели.
Он не испытывал ни малейшего желания вести беседу с этим аргентинским журналистом, но он знал, какой огромный пропагандистский эффект могут дать подобные публикации. Вопросы он уже знал заранее. Все журналисты первым делом с ужасом высказывали предположение, что борьба здесь идет за «победу коммунизма».
