При нашем приближении старшины остановились в почтительном отдалении, слезли с коней, обнажили свои гладко выбритые головы и, скрестив руки на груди, покорно ждали своей судьбы… Их правильные, загорелые и несколько полные лица, повидимому, старались выразить спокойствие… Но воображаю, что происходило в сердцах этих, ни в чем неповинных пред нами людей!.. Конечно, их обласкали и послали вперед для успокоения своих аулов. Отряд расположился на ночлег вблизи аула, и наш бивуак отделялся от кибиток только небольшим оврагом, в котором разбросаны до тридцати превосходных колодцев, тщательно обделанных камышом и известных под именем Каразук. Вот тут то началось первое сближение наших с Каракалпаками. Группы женщин и юношей, одетых в грязные рубища, тенились вокруг колодцев и сначала только исподлобья оглядывали подходивших к ним пришельцев. Но необыкновенная способность нашего солдата быстро сближаться хоть с чортом и тут не замедлила проявить себя: недоверчивые лица вскоре приняли спокойное натуральное выражение, и боязнь их сменилась любопытством. Доставая воду нашими ведрами, женщины начали любезно наполнять прежде солдатские баклаги и потом уже свои тыквы. Между Каракалпаками нашелся [147] один, который провел некоторое время в Оренбурге и что называется мараковал по-русски; солдаты в свою очередь выдвинули вперед казанских Татар. Завязалась бойкая беседа, а там и дружба. К вечеру по всему лагерю уже сновали мужчины и женщины и продавали, хотя баснословно дорого, кумыс, айран, лепешки, джугуру и т. п.
Осматривая аул, я приподнял камышевую завесу над дверьми одной кибитки, показавшейся мне больше и опрятнее других, и вошел в нее. Едва появилась в дверях белая фуражка, целая орава мужчин, женщин и детей всех возрастов, наполнявших кибитку во всевозможных положениях, встрепенулась, как испуганная стая… В средине кибитки горел огонь, и дряхлая старушка мешала деревянным ковшом пшеницу, варившуюся в большом чугуне. Молодая, довольно смазливенькая женщина, в красной канаусовой рубашке сидела тут же за ручною мельницей и монотонно водила ее деревянною ручкой. В стороне, возле целой груды разных сундуков, расставленных вдоль войлочной стенки, несколько женщин, окруженных полунагими детьми, мыли какое-то тряпье в деревянном корыте. На противоположной стороне от них, около сложенных в кучу тюфяков и подушек, сидело на разостланном войлоке человек семь мужчин за калмыцким чаем. По стенам развешаны халаты, на земле кувшины и разная посуда, возле детей приютился молодой козленок, и под закоптелым [148] войлочным сводом стелется дым, медленно выходящий в верхнее отверстие кибитки. Вот вся обстановка богатого каракалпакского жилища.
