На берегу сидел маленький Дэн, глядя на отца.
— Утха, — сказал он вдруг.
— Что ты говоришь? — спросил отец.
Мальчик улыбнулся.
— Ты же знаешь. Это по-марсиански «отец».
— Где ты этому научился?
— Не знаю. Нигде. Утха!
— Чего ты хочешь?
Мальчик не решался сказать.
— Я… Мне хотелось бы… переменить имя.
Мать подошла к ним.
— Разве имя Дэн тебе не нравится? Почему?
Дэн нетерпеливо шевельнулся.
— Вчера ты кричала: «Дэн, Дэн, Дэн!», а я словно и не слышал. Думал, что это не ко мне. У меня есть другое имя, и я хочу им называться.
Биттеринг слушал внимательно, с бьющимся сердцем.
— Какое же это имя?
— Линнл. Красивое, правда? Можно мне так называться? Можно? Ты позволяешь?
Биттеринг вытер себе лоб. Он думал о ракете: строил ее одиноко, одинокий даже среди собственной семьи, слишком одинокий… Услышал слова жены: «Почему бы нет?» Услышал собственные слова: «Конечно, можешь называться так».
— Э-э-э-эй! — обрадованно завопил мальчик. — Я Линнл! Я Линнл! — И заплясал через весь луг.
Биттеринг взглянул на жену.
— Зачем мы сделали это?
— Не знаю, — ответила она. — Он хорошо придумал, правда?
Они пошли в горы. Бродили по древним, извилистым, мозаичным тропинкам среди все еще бьющих фонтанов. Они очутились перед небольшой заброшенной марсианской виллой с чудесным видом на долину. Она стояла на вершине холма. Веранда из голубого мрамора, обширные залы, в саду — бассейн. Здесь было прохладно. Марсиане не признавали больших городов.
— Как здесь хорошо! — воскликнула жена Биттеринга. — Что, если провести тут все лето?
— Вернемся, — ответил он. — Вернемся в поселок. С этой ракетой еще много работы.
Однако в этот вечер его не покидали мысли о прохладе виллы из голубого мрамора. С течением времени ракета начала терять смысл. Горячка спадала. Иногда он думал об этом со страхом, но зной, и пьянящий воздух, и ночной ветер делали свое.
В один из дней до него донеслись голоса людей, стоявших у порога мастерской. Биттеринг вышел за порог.
Он увидел вереницу грузовиков, набитых вещами, детьми. Грузовики медленно двигались по пыльной улице.
— Все выезжают в горы. На лето, — сказал ему кто-то. — А ты, Гарри?
— У меня работа.
— Работа! Ракету можно закончить и осенью, когда будет прохладней.
Биттеринг тяжело вздохнул.
— Каркас уже почти закончен.
— Осенью тебе будет легче.
«Осенью будет легче, — подумал и он. — Времени хватит».
— Едем, Гарри! — звали его все.
— Ладно, — ответил он, чувствуя, как его воля тает в густом от зноя воздухе. — Ладно. Едем.
