- У-у-ух!
Возле телеги, которую папка и я разгружали - мама и сестры ушли смотреть огород, - крутился какой-тостранный мальчишка. У него было худощавое, смуглое, словно шоколадом вымазанное лицо. Глаза зеленоватые, бегающие, часто зорко прижмуривались. Он был одет очень бедно - в прожженную, не с его плеча куртку, поношенные брюки, стоптанные ботинки. Этот очень странный - таких мне до этого не приходилось встречать мальчишка-полунегр, которого все звали незнакомым мне словом Арап, то подходил к телеге, то отходил, посвистывая. И вдруг - я заметил, как он быстро сунул в карман мою оранжевую заводную машинку.
- Папка! - крикнул я, - вон тот, черный, игрушку украл.
Папка остановился, держа во взбухших от натуги руках тюк с бельем.
- А ну-ка иди сюда, братец, - позвал он Арапа и положил тюк.
- Я, что ли?
- Ты, ты. Давно, голубчик, за тобой наблюдаю.
Арап шагнул в нашу сторону и неожиданно, указав пальцем за наши спины, закричал так, словно его посадили на раскаленную печку:
- Ай-ай! Берегитесь! - и кинулся к телеге, как я понял, прятаться.
От этого страшного вопля у меня внутри все словно оборвалось. Я и папка резко - у папки даже что-то хрустнуло - обернулись назад. Но ужасного перед нашими глазами не было. На заборе сидел Наполеон и поглядывал на воробья, чистившего перышки на бельевой веревке. Мы посмотрели на Арапа, вылезавшего из-под телеги. Детвора смеялась.
- Фу-у, вот это я молоток, - тяжело дыша, вымолвил он. - Если бы не заорал, коршун утащил бы тебя, - сказал он мне.
- Коршун?! - враз спросили мы.
- Ну да. Он падал на вас. Сейчас сидит на крыше, вон за той трубой.
- Гх, гх! - Этот звук издал папка. В его черных усах шевелилась улыбка.
- Вы, дяденька, подумали, что я у вас что-то стибрил? Так обшарьте!
Я подбежал к телеге - машинка лежала на ней, но не в том месте, куда я положил. Все, конечно, стало ясно. Папка расхохотался и хлопнул Арапа по спине:
- Вообще-то, молодец! Иди. Но запомни, дружище: поганое дело воровать.
- Не, не, дяденька, точно ничего не брал. А вы, что спас вашего сына, дайте мне закурить.
- Иди, иди.
Вечером я недосчитался трех игрушек.
Из переулка вышла, покачиваясь, странного вида женщина. Она была не совсем трезвой. Спутанные темные волосы то и дело спадали на ее красивые большие глаза, и она их резким взмахом головы откидывала назад. Женщина молода, но ее привлекательное полуафриканское лицо было дрябловатым, несколько помятым. На ней было несвежее, не отглаженное платье и стоптанные туфли. Она напевала.
