В эпоху экономического роста западные общества были преимущественно плюралистическими, разделенными на относительно автономные сферы политической, экономической, научной и религиозной жизни, и ни один класс не мог так же отчетливо господствовать над другими, как феодальная аристократия в период расцвета. Можно было бы считать, что переход к капитализму представлял собой не смену правящих элит, но переход от интегрированного общества к обществу плюралистическому. Но, начиная с 1850 года, в Викторианскую эпоху, институты капитализма на некоторое время стали господствующими не только в экономической, но и в политической, религиозной и культурной жизни, что напоминает о временах господства феодальной аристократии. Подобно феодальному синтезу это господство также встречало противодействие, и едва ли оно пережило первую мировую войну, не говоря уже о второй. Об основательности капиталистического синтеза свидетельствует тот факт, что когда на стыке столетий президент Гарварда Чарльз Элиот подобрал "полутораметровую полку книг", обязательных для каждого образованного человека, среди них не было ни одной книги Маркса.
Если и можно утверждать, что и в период викторианского расцвета западноевропейский капитализм сохранял плюралистичность, то следует исходить при этом из факта автономности различных секторов викторианского общества, хотя различие их интересов и было на время смягчено единством миропонимания, которое связывало все значимые области викторианского мира. Видимо, разногласия между политическими и экономическими интересами были не столь резки, как обычно, да и существует ведь различие между соперничеством и согласием с одной стороны и консолидированной политической и экономической властью феодальных времен -- с другой.
Глядя в прошлое, мы можем оценить неизбежность того, что период консенсуса не мог быть длительным, пока сохранялась разделенность двух видов власти. Наш собственный пост-викторианский опыт свидетельствует о том, что нет необходимости во взаимном усилении политических, экономических, религиозных и социальных институтов, но такое знание Марксу в его время было, скорее всего, недоступно. Напротив, эти институты могут быть взаимно враждебными, несовместимыми и взаимно разрушительными; либо они могут стать безразлично терпимыми друг к другу, так что богу будет воздаваться богово, а кесарю -кесарево. Вопрос о том, желательно ли единство общественных институтов, является давним предметом споров между утопистами, которые почти единодушно выступают в пользу единства, и либертарианцами, которые видят в такой институциональной согласованности тоталитаризм и отклоняют утопические пасторали со всеобщим согласием как простое тупоумие.
