Комендант поднял руку.
— Значит ли это, что тот, кто совершает вместо нас плохой поступок, зёрен не получает?
— Нет. Получаете вы оба, но вам самому достаётся дополнительное зерно — за то вредное зерно, которое получил он.
— Вот как… — задумчиво вздохнул он.
— Наконец, есть ещё дурные семена, которые мы закладываем, радуясь тому плохому, что сделали другие люди, даже если мы их об этом и не просили. Такие семена обычно слабее тех, которые происходят из наших собственных поступков, но они быстрее накапливаются — уж очень часто мы склонны радоваться неприятностям своих врагов, хотя и слишком «цивилизованны», чтобы вредить им своими руками.
Мой ученик грустно покачал головой.
— Давай уж скорее перейдём к тому, как избавляться от дурных семян…
— Но мы же как раз об этом и говорим! Просто это лишь первый шаг: вам нужно добраться до них, прежде чем они прорастут и начнут причинять вам ответное зло вроде больной спины. Не забывайте, что можно избавиться и от тех семян, которые уже проросли и доставляют нам боль. Даже если они действуют очень давно, с самого рождения, их всё-таки можно остановить. Надо как следует подумать и постараться понять хотя бы, что могло привести к неприятностям. Если это, к примеру, физическая боль, значит, мы когда-то причинили боль другому, хотя уже и не помним. Только потом можно двигаться дальше.
— Понял, — кивнул комендант, напряжённо размышляя.
— Далее Мастер говорит:
Им предшествует
Желание, ненависть
Или непонимание
II.34В
Нашим дурным поступкам неизбежно предшествует дурная мысль одного из трёх типов. Мы уже говорили об этом раньше, когда разбирали, что такое дурные мысли…
— Да, конечно, — тут же подхватил комендант. — Глупые предпочтения, глупая неприязнь и неправильное понимание во всех его видах.
— Вот именно. Их ещё называют «три яда», потому что они отравляют наши сердца и заставляют причинять вред другим…
— Закладывая в нас дурные семена, — подсказал он.
— Теперь проверим, — удовлетворённо кивнула я. — Приведите примеры.
— Караульный приходит ко мне, — не задумываясь выпалил комендант, — и задаёт какой-нибудь глупый вопрос…
— Какой?
— Например, хочет знать, можно ли ему взять себе ту несчастную корову, что сожрала моё… э-э… перо, и держать её во дворе.
— Разве это глупо?
— Ну, конечно… — удивился он. — За тюрьмой совсем нет места — какие тут могут быть вопросы?
— Понятно.
— Ну вот… и когда он об этом спрашивает, я начинаю думать, что он глуп сам по себе, хотя это невозможно: ведь я вижу его таким только потому, что сам в прошлом сказал кому-то неприятную вещь…
