– Мы уже почти пришли, – сказал я, – сейчас придем, поедим, выпьем кофе – и жизнь сразу станет лучше. А сапоги я тебе помою, высушу и начищу до блеска – клянусь студенческим билетом и лысиной декана!
Наташа засмеялась. И я поцеловал ее – первый раз за все время нашего знакомства. Губы у нее были мягкие и теплые.
Обычно от «Эльдорадо» до дома, где я снимал комнату, я шел пять-семь минут. Мы шли полчаса и за это время поцеловались раз двадцать.
Наконец мы осторожно вошли в темную прихожую, стараясь не разбудить соседку. Я провел Наташу в комнату, дал ей теплые тапочки – ноги у нее были просто ледяные – и отправился на кухню ставить чайник.
А когда я вернулся, она уже спала. Ее щеки от долгой прогулки на холоде раскраснелись, золотистые волосы разметались волнами по подушке, а припухшие от моих поцелуев губы приоткрылись, показав ровный жемчуг зубов. Я осторожно накрыл Наташу пледом и пошел готовить завтрак. Потом вспомнил, что Наташины сапоги промокли насквозь. Я помыл их с мылом – как научила меня мама, иначе, когда сапоги высохнут, соль проступит вновь. Затем затолкал внутрь бумагу и поставил недалеко от батареи парового отопления.
Покончив с делами, я сел в кресло и стал ждать, когда Наташа проснется. Я любовался ею: тонким профилем, изящно очерченным ртом, длинными без малейших косметических усилий ресницами, упругими бугорками груди под белоснежной блузкой и восхитительным изгибом бедра под тонким пледом. Мне ужасно хотелось поцеловать ее в маняще приоткрытые губы, но я боялся разбудить ее – и сидел не двигаясь.
Я, видимо, и сам задремал, потому что вдруг обнаружил, что комната заполнилась серым зимним рассветом. Я встал и выключил ночник. И тут Наташа проснулась.
– Извини, я тебя разбудил, – с сожалением сказал я.
– Да что ты! Я выспалась так замечательно, что мне даже неудобно – ведь ты совсем не спал! – смущенно ответила Наташа, вставая и разглаживая юбку. Удивительно, но юбка и блузка совершенно не помялись.
– Зато я приготовил завтрак и сварил кофе! – похвастался я.
– Ой, я голодная, как сто волков! – призналась Наташа.
Мы позавтракали на кухне, поскольку соседка имела обыкновение спать по выходным до двенадцати. Наташа ела аппетитно, со сдержанной жадностью – как хорошо воспитанный котенок.
После завтрака она тут же кинулась мыть посуду. Я не стал мешать приступу хозяйственности и занялся ее сапогами. Они уже подсохли, и крем хорошо ложился на мягкую кожу. Наташа появилась незаметно и несколько минут молча смотрела на меня, пока я не поднял голову. Тогда она сказала:
