Юноша быстро взглянул на Протаса и отвернулся.
Меж тем шаман, тяжело опираясь на палку, подошел к повозке. Роксана за время короткого разговора не двинулась с места: как сидела у прутьев, так и осталась сидеть — шаман не произвел на нее впечатления. Вместо грозного старика, накоротке общающегося с потусторонним миром, они видела перед собой огородное чучело, увешанное тем, что осталось от одежды, вышедшей из употребления по причине крайней ветхости.
Старик сжал пальцами прутья и глаза их встретились. Осторожный как у шакала взгляд проник Роксане в душу. Холодный ветер севера остудил сердце. Ей вдруг захотелось придвинуться ближе к прутьям, чтобы не дай Свет, не упустить драгоценный как влага в жаркий день взгляд старца. Сердце гулко стучало, пуская кровь по новому кругу. Казалось, единственное, что поддерживало жизнь — нить, что связала их с шаманом, именно через нее вливалась та сила, что заставляла сердце биться.
Век бы так сидела, ловя отблеск природной силы, что исходила от старца, только перед глазами одна за другой встали страшные картины будущей жизни: дни, лишенные живительных лучей Гелиона, ночи, где свирепствует северный ветер, несущий снежную пыль, дым от костра, разъедающий глаза. И среди этого кошмара, лишенного света, русоволосая девушка — безропотно выполняющая любую прихоть шамана.
Дернувшись, словно стрела попала ей в грудь, Роксана отшатнулась. Открытый рот еще жадно ловил ускользающий воздух. Девушка заставила себя отвести взгляд, заранее смиряясь с тем, что возможно, сердце после этого разорвется в груди.
Однако случилось странное. Глаза у шамана расширились. Мутный взгляд остановился. Он пошатнулся, словно лишился того, что связывало его с внешним миром. Губы его затряслись. Как осенние листья на ветру затрепетали разноцветные лоскуты на его одежде.
Юноша, заподозрив неладное, бросился к старику и успел подхватить обессиленное тело.
— Плохо стало старику. Старость радует лишь огонь, что пожирает кости, — оправдывался юноша, в то время как его отец, подняв старика как куль с зерном, не сказав ни слова, понес его к воротам. Исчезающую за забором троицу провожали недоуменные взгляды Протаса и рабов.
С того дня жизнь покатилась, как снежный ком под гору, увлекая за собой нарастающую тревогу. Каждый день приходили покупатели, но объявленная за Роксану цена отпугивала всех. Уводили других рабынь и девушка провожала их беспокойным взглядом. Судя по всему, недалек тот день, когда она останется одна — на пару с Леоном, который также не пользовался спросом. Не за горами ярмарка, когда ей суждено взойти на помост, где вполне возможно ее разденут догола, на потребу ликующей публике.
