Не знаю, вернее, не поняла, что сделала не так.
По привычке, как и раньше, я удерживалась обеими руками за железные брусья, упираясь на локти, дабы успешно протиснуться вперед и выпрямить ноги.
Как вдруг что-то случилось. Сорвалась, соскользнула. Завались, как куль гороховый.
Не сдержалась, не сдержалась от дикого визга.
— Что? МАРИЯ! — в миг подскочил доктор. — Ну, что же ты так…
— Не знаю.
— Просил, же ждать меня, пока помогу.
— Самой захотелось. Ведь раньше получалось.
— Раньше, раньше…
Нервно потирала щиколотку.
— Где болит? Где забилась? Лед принести?
— Да локти, вроде целы. Я ногу, наверно, сломала.
— Что?
— Болит сильно. Ай, — невольно вскрикнула, немного рукой сдвинув свою "проблему".
Финк тут же принялся ощупывать "больную".
— Рентгеновский снимок сделаем, но, скорее всего, обычное растяжение.
— Холера…
— Мария, неужели ты так и не поняла, что произошло?
— Что?
— Нога. Ты ЧУВСТВУЕШЬ свою ногу!
* * *
— И что теперь? Что? Лили! Не молчи!
— Не знаю. К пятнице придут новые результаты анализов.
— Я боюсь…
— Чего?
— Не знаю. Мне страшно. Нет, я хочу! ХОЧУ! БЕЗУМНО ХОЧУ ходить! Но… боюсь.
— Думаю, ты просто еще не пришла в себя. Не свыклась с мыслью. Все образуется…
* * *
Единственный, единственный, кто меня может хоть как-то успокоить, понять, как бы нелепо или грубо, с моей стороны, не звучало — был Мигель.
— Привет.
— Привет.
— Как ты?
Как всегда не ответил.
— Есть сдвиги?
— Не особо. А ты как?
— Сегодня чуть ногу не сломала, — пыталась шутить.
— Как так? Я думал…
— Я тоже думала, что ломанное не ломается. Хотя, что костям? Им лишь бы ныть, трещать, крошиться да ломаться.
— Так ты в порядке?
Нормально ли хвастаться убитому горем человеку своим счастьем?
Я всегда считала это худшим из уродств. Черствость.
— Да, — тяжело вздохнула, выпуская боль и неловкость. Избегая подробностей…
Мигель, Мигель, как я сильно хочу, чтобы ты поправился! — Знаешь, — отдернула сама себя от гнетущих мыслей. — Давай я тебе что-нибудь почитаю.
— Только не сказки.
— Нет? А что тогда?
— Мне мама читала роман "Мастер и Маргарита". Читала, когда-то… — на мгновение замолчал, укрощая острую душевную боль, — Продолжишь?
Я невольно замерла. Эм, мама… мама…
Тяжело сглотнула. Да уж. На эту тему табу не то что говорить, а даже думать… разум, сердце, душа… разрываются на части… Едва вспомнишь…
— Хорошо, — торопливо пробурчала себе под нос, подъезжая ближе к кровати. Неловкие паузы — ни к чему. За эти секунды слишком много дурных мыслей может взорваться в голове, раня сердце. — Где книжка?
