Грудь. Он прильнул к моим соскам своими сладкими губами, заставляя меня кричать от удовольствия.
Нежные, робкие поцелуи сменяли грубые, властные, а затем — снова ласка и нежность.
Я молила о пощаде. Я молила его дать мне то, что требовало тело. Тело и душа. Чего я так хотела. Чего он сам безумно хотел.
Любви.
На мгновение поднявшись надо мной, его рука скользнула у меня по животу.
Еще мгновение — и я почувствовала его внутри себя.
Дикий, дикий безумный экстаз.
Жадный страстный стон.
Мой, его…
Мы оба сливались друг с другом, утопая, растворяясь в небытии.
Блаженство. Отрешенность.
От постоянного удовольствия отключался разум. Казалось, я возвышалась, я взлетала, теряясь где-то там. В неизвестности. В безумии. В счастье.
Он был для меня сейчас всем: и миром, и богом, и счастьем, и болью.
Я отдавала ему всю себя, без остатка. Навсегда.
Он двигался во мне, доводя меня до полного изнеможения, до истинного, бешеного оргазма, до потери сознания, но мне было этого мало, мало… я все равно жадно впивалась пальцами ему в спину, прижимая его сильнее к себе, прижимая, срастаясь навсегда.
Ведь теперь единственное, чего я боюсь в своей жизни — это отпустить, отпустить Гаспара хоть на мгновение…
Хоть на миг…
Утро. Одинокое утро.
Утро пустоты и горькой правды.
Я была одна. Гаспара нигде не было.
Одна.
Растаяла ночь — растворилась сказка.
А на что я надеялась?
Удивительно, даже при такой очевидности происходящего что-то предательски ныло внутри, пытаясь верить в розовую мечту.
"Женюсь".
Теперь эти слова не были настолько смертельными, как вчера.
Теперь я знаю, что смогу пережить это.
И пусть пройдут прежде года, чем я смогу без слез вспоминать все, что произошло и что произойдет в ближайшие дни.
Виной тому Гаспар? Или отрезвляющее утро?
Не знаю…
Я выбралась наконец-то из постели.
Я не люблю рассматривать чужие вещи, интерьер чужих квартир, домов, но в этот раз было трудно удержаться.
Я и не знала, что Гаспар такой ценитель старины.
Картины эпохи Возрождения, гипсовые статуи девушек в полный рост, гобеленовые ковры, стол из красного дерева ручной работы. Пурпурные бархатные портьеры и те отдавали здесь девятнадцатым веком.
Что же, Гаспар Дерби, как оказалось, я вас совершенно не знаю…
Я забрела на кухню.
Хоть тут вместо печи плита! Спасибо. Но… Она была настолько идеально чистой, нетронутой, какой может быть только новая, никем ни разу неиспользованная плита.
И вместо погреба — холодильник.
Огромный, двухстворчатый холодильник.
