Встречи на грешной земле | страница 35



Ты слышал удары? — раздался скорбный вопрос брата.

Предчувствуя нечто ужасное, я молча кивнул.

Это я бился головой о стену.

Зачем?

— Чтоб вышибить у себя мозги.

Зачем???

Чтоб умереть. Раз ты не хочешь остановить у себя кровь, то ты умрешь. И я тоже хочу — вместе с тобой.

Я был потрясен. Поступок брата показался мне великим и трогательным. Я был тем более потрясен, что знал — кровотечение из носа мною поддерживалось энергичным мотанием головы. Значит, увлеченный жаждой мщения, я почти привел брата к гибели! Горе мне! В отчаянии и со слезами любви я спросил:

— А ты обязательно умрешь?

— Да, если только не проглочу этот кусочек мозга.

— Так проглоти скорей!

Нет! — И брат отрицательно покачал головой. — Нет. Раз ты весь в крови, мы умрем вместе.

Сломя голову я бросился в ванную и никогда еще так тщательно не мылся, как в тот раз. Далее я помчался к нашей аптечке и, схватив два кусочка ваты, запихал их себе в ноздри, отчего они некрасиво оттопырились. Но это уже было неважно. При чем тут красота, когда дело идет о жизни брата. Мгновение, и я уже около брата, сияя чистотой физиономии.

Глотай свои мозги! — кричу я, ибо мне кажется, что уже заметны предсмертные тени на его лице. Но в ответ — отрицательное движение головы.

Как? Ты все еще хочешь умереть?! Утвердительный кивок.

Но почему?

И замогильный голос произносит:

Папа с мамой будут огорчены, узнав, что ты потерял кровь.

— Но откуда они узнают? — простодушно спрашиваю я, бросив взгляд в зеркало на лохматую голову, которую привык видеть по утрам. И — никаких следов происшествия. Но за спиной раздается тот же шепот:

— Ты им об этом скажешь.

О-о! Как же плохо он знает родного брата. Конечно, совсем недавно я именно лелеял мысль, как даже без слов, а просто показавшись родителям, я вызову у них справедливый гнев и, наконец, настоящую кару в нужном направлении. Но неужели он не понимает, что я готов пожертвовать всем, чтоб сохранить его жизнь? И я тут же даю торжественную клятву, к которой он беззастенчиво меня подталкивает, что никогда, ни матери, ни отцу, ни вообще никому на свете не расскажу о сегодняшнем происшествии.

Никому?

Никому!

Никогда?

Никогда!

И я действительно сдержал свое слово до сегодняшнего момента, когда, как мне кажется, не предосудительно его нарушить.

После чего брат неторопливо заглотал фасоль, а я стал напряженно следить за восстановлением жизни на его лице.

И, о счастье, вот уже бледная улыбка трогает его губы, а глаза начинают смотреть на меня со смыслом. Я, глубоко взволнованный, бросаюсь его обнимать.