Обитатели подвала все, как один, повскакали со своих мест, будто связанные одной невидимой нитью, ибо каждый знал, что звук этот не что иное, как звук падающей бомбы. Свист вдруг замер, и глухой удар потряс весь дом, от каменного подвала до черепичной крыши. Потом на какое-то мгновение воцарилась тягостная, пугающая тишина. Все бросились к двери, впереди Тыква в каске, а следом за ним остальные. Отталкивая друг друга, все ринулись вперед, чтобы как можно скорее, пока не взорвалась бомба, выбраться из обреченного на гибель подвала. Габи же все сидел на скамейке, судорожно вцепившись в мамину руку, потому что мама, как ни странно, не забыла, что в таких случаях всего страшнее паника, когда обезумевшие от страха люди готовы проложить себе дорогу хоть по трупам. Кроме того, она хорошо понимала, что если бомба действительно упала где-то рядом, то никакое бегство уже не поможет. Вот почему она, вдруг обессилев, неподвижно сидела на скамейке рядом с Габи и ждала… Ждала, что же произойдет…
А произошло вот что: в тот самый момент, когда все вскочили и через мгновение ринулись к двери, Пушок, этот ласковый и приветливый щенок, вдруг рванулся вперед и молча, яростно набросился на Эде. Позже господин Розмайер уверял, будто Пушок вцепился прямо в горло Эде, хотя, по правде говоря, он хотел его схватить всего-навсего за штаны. По всей видимости, он решил, что этот самый Эде, от которого так неприятно пахнет, виноват во всем случившемся. Ну, а коли так, разве можно дать ему убежать! Эде в ужасе пытался укрыться за папашиной спиной, но тот не обращал внимания на оскалившегося Пушка. Он пробивался к двери, отшвыривая в стороны тех, кто встречался на его пути…
Но охватившая людей тревога была напрасной — взрыва не последовало. Те, кто уже добрался до верхних ступеней лестницы, снова спускались вниз, уверяя с виноватой улыбкой, что ничего страшного не произошло.
Вот тут-то господин Розмайер и обрушил весь свой гнев на щенка. Он начал кричать, что эта гадкая тварь, этот страшный, кровожадный зверь хотел перегрызть горло маленькому Эдушке! Да и не мудрено: разве можно ожидать иного от такой собаки, которая так и льнет к лицам с желтыми звездами. Он разделается с ней, убьет, растопчет, а если нет, то завтра же сообщит немцам и живодеру о ее существовании.
Пушок, этот «кровожадный зверь», скосив глаза и склонив набок голову, удивленно слушал некоторое время господина Розмайера, а затем залился звонким лаем. Как ни успокаивал его Габи, он не переставал лаять. Только вой сирен, возвестивших о том, что опасность миновала, положил конец перепалке между Пушком и господином Розмайером. Но даже после отбоя, когда господин Розмайер уже поднимался по лестнице, он то и дело оборачивался назад, что-то выкрикивая. А Пушок в ответ злобно рычал.
