Птица-лоцман летела впереди. Гунлауг на ходу просматривал сны спящих в ближайших домах людей и содрогался. Его так и подмывало сейчас же взяться за дело и уничтожать, уничтожать, уничтожать эти мерзкие кошмары! Эти кладбища и вылезающих из могил покойников, слепо нашаривавших вокруг хоть что-нибудь, во что можно вонзить свои гнилые зубы; этих маньяков, подкрадывающихся к своим жертвам и с радостным смехом пронзающих их кухонными ножами, вилами, гарпунами и косами; эти темные переходы и затянутые паутиной углы; эти гробы… этих вампиров… этих…
Миновав последний дом, Гунлауг оглянулся. Голова болела как никогда, ноги подкашивались. Но он все же поплелся дальше и с трудом взобрался на холм.
Тут у него возникло странное ощущение, словно Черная Стена слегка потянула за привязанную к нему, к Гунлаугу, ниточку. Прошла секунда, и это ощущение исчезло.
Инспектор повернулся к городу спиной и пошел выбирать место для ночлега.
…Ближе к рассвету с утренним туманом из чащи показались колдовские огоньки, приплыли, закружились перед ним, то удаляясь, то приближаясь вновь. Птица-лоцман зашевелилась на своем суку, успокоилась и уснула. А Гунлауг рассеяно смотрел на огоньки и думал.
Интересно, что сейчас делает черный маг? Может сидит под деревом. Может, разжег костерок и, бормоча заклинания, бросает в него пучки волшебных трав? Если только не прячется вот в тех кустах, дожидаясь, когда Гунлауг задремлет, чтобы подкрасться и ударить каменным ритуальным ножом в горло… Да нет, не может быть. Птица-лоцман почувствовала бы.
Словно подслушав его мысли, огоньки исчезли. Инспектор снов посмотрел на светлеющее небо и подумал, что завтрашний день будет особенным.
ДЕНЬ ВТОРОЙ
Вытащив из какого-то сна большую кружку чая и бутерброды с колбасой, Гунлауг позавтракал.
Из дупла ближайшего дуба появилась толпа подергунчиков. Остановившись в метре от инспектора снов, маленькие человечки потоптались, подергались и пропустили вперед своего предводителя — главного подергунчика. Он имел гигантский для своего племени рост — сантиметров этак в тридцать. Великий подергунский король поприветствовал благородного великана и спросил: не будет ли тот так добр заплатить за право проезда через земли подергунского государства, простирающиеся аж вон до того гнилого пня? Пока предводитель произносил эту речь, остальные подергунчики хором ныли и терли животы.
— Да, братец, трудно быть королем, — с сочувствием сказал Гунлауг и вытащил из того же самого сна большого жареного гуся.
