И тут снизу, с нижней площадки, навстречу ему поднимается человек. Это Саня! Он больше не боится Сергея. Теперь это не Колосс, состоящий из одних мышц, а изможденный, высокого роста человек, еле стоящий на ногах. Первым побуждением постороннего могло быть броситься поддержать его, так очевидно было, что этот потемневший и дрожащий от слабости больной вот-вот упадет. Но только не Саня! Бравируя и намереваясь поразвлечься, Саня становится в позу карате - видно, обучили ребята из гэ-бу-хи! Он делает выпад, но каким-то непостижимым образом бывший Колосс, этот полуживой человек, успевает среагировать и схватить Санину руку за запястье, дернув так, что у Сани темнеет в глазах. Моментально озверев, понимая, что поразвлечься не удастся, Саня в ярости группируется и бросается на Сергея в хорошем, профессиональном прыжке. Теперь уже - убить. Этот удар - смертельный. Но снова происходит невероятное: Саня пролетает мимо Сергея, но его итак ускоренное движение теперь ускоряется вдвойне усилием Сергея, захватом руки направляющего его в ту же сторону. С большой силой Саня ударяется о деревянную решетчатую перегородку, окружающую шахту лифта, вокруг которой вьется лестница. Саня проламывает собой эту перегородку и, ничем не сдерживаемый, летит вниз, в ад, на дно этой шахты...
В подвале Сергей с трудом находит дверь, какая по идее должна вести во двор, наваливается на нее с трудом - и выпадает в некое квадратное углубление, возможно, бывший мусоропровод. Здесь, в полной темноте, он проводит восемнадцать часов, пытаясь выбраться, и, уже на грани беспамятства, вдруг выбирается во двор. Снаружи стоит яркий солнечный день, один из самых погожих дней в преддверье зимы. Во дворе - ни души. И только одна машина. Слишком знакомая, чтобы ошибиться. И слишком знакомая фигура в ней. Это фигура Ефима Ефимыча. Увидев Сергея, он машет рукой, приглашая его подойти. Сергей отделяется от стены и падает. Ефим Ефимыч подбегает, поддерживает и, ничего не спрашивая, волоком тащит его к машине. Несмотря на тяжелейшее состояние, мозг Сергея работает ясно. "Не верь этим добрым самаритянам! - сверлит его сознание мысль. Но ни руки, ни ноги не слушаются. Лежа на заднем сидении, жестоко страдая от тряски даже в этой мягкой машине, даже на этих ровных улицах, по которым она проезжает, он еще планирует рывком открыть дверь, выкатиться из машины... Но его сознание медленно окутывает туман какого-то липкого, красного, как самодельное вино, полузабытья, он погружается в него все глубже, все безвыходнее. И необходимость что-то предпринимать, куда-то бежать, отступает, и все, что вокруг, уже представляется таким малозначительным, таким мелким...
