– Никогда!
Ольга удивленно подняла брови.
– Я не понимаю тебя.
– Hу а то, что это ловушка, ты понимаешь? – Максим Фридрихович впервые говорил с женой таким тоном. – Выявят всех – и в каталажку! Или ты считаешь, что нас вызывают, чтобы увеличить хлебный паек?
– Ты стал в последнее время страшно мнительным. – Ольга опустила глаза, чтобы не было видно навернувшихся слез. Потом, подавив обиду, подошла к мужу и обняла. – Нельзя так, Максим! Мы здесь уже больше двух лет, живем сносно, несмотря на все события. Другим гораздо хуже, ты же знаешь! Ну а новая власть – значит, новые порядки. Ведешь ты себя мирно, чего ж бояться?
– Нет, Оля, я не пойду. Пусть лучше за мной приходят…
– Страшно глупо! Именно этим ты вызовешь всяческие подозрения!
Они еще долго спорили. Но в конце концов Ольга убедила Максима Фридриховича явиться в ЧК. Он шел туда, мысленно прощаясь с изумительно красивым в этот поздний апрельский день городом. Где-то в душе он даже радовался тому, что сейчас должно случиться: наконец-то кончатся его мучения, связанные с Шелбурном!
Вернулся Кесслер домой растерянным и виноватым.
– Ты оказалась права: записали все данные и отпустили с богом. Говорят – идите и спокойно работайте.
Ольга в изнеможении опустилась на стул. И только тут Максим Фридрихович понял, как далось ей это ожидание! Он был в ЧК долго: очередь оказалась немалой, да и интересовались каждым весьма подробно! Вот и вышло не меньше трех часов.
Кесслер, подумав, благо на это было время, не рассказал комиссии о том, что служил в разведке. Ну а о Шелбурне – тем более. Назвал основные вехи своей биографии. Все это, кажется, ничуть не насторожило чекистов. На этот раз вроде обошлось… Что-то будет дальше?
Минуло несколько месяцев. Однажды вечером, когда Максим Фридрихович шел после работы домой, кто-то осторожно взял его за локоть.
– Товарищ Кесслер? Я – Красовский. Вам что-нибудь говорит такая фамилия?
У Максима Фридриховича потемнело в глазах. Если на свидание с Шелбурном он шел в какой-то мере подготовленным, то сегодняшняя встреча была как выстрел из-за угла…
Перед Кеселером стоял плотный высокий человек в светлом, идеально сшитом костюме и безупречно белой рубашке с черной бабочкой. Он опирался на массивную трость, украшенную замысловатым серебряным набалдашником, и бесцеремонно разглядывал Кесслера сквозь стекла пенсне, золотая цепочка которого покачивалась ритмично и многозначительно.
«Довольно наглый господин! – пронеслось в голове Максима Фридриховича. – Как же он меня узнал, ведь мы никогда не встречались? Значит, посмотрел издали, запомнил…»
