Тишевский насторожился. Он замедлил шаг и, поглядывая через плечо, наблюдал за неотступно следующей позади повозкой. Дурное чувство овладело полковником. Набравшись решимости, он обернулся и встретил насмешливый взгляд кучера.
«Бежать!» – промелькнуло в голове. Кругом было полно народу, и опрометчивость пугала Тишевского падением в глазах общества.
Полковник прибавил шаг, но повозка не отставала, хотя и не обгоняла его. Впереди, в полсотни шагов, показались блестящие витрины винной лавки, а за ними и двери гостиницы «Европа». Тишевский почувствовал облегчение.
Но в тот самый момент кучер странной колымаги прибавил ходу. Из распахнутой на ходу дверцы выглянуло круглое хамское лицо и, торжественно улыбаясь, воскликнуло:
– Дражайший полковник! Вы спешите? Но, право, это лишнее. Спешащий полковник в наши дни рождает панику… вы, я понимаю, не уполномочены…
Человек в шарабане говорил еще какие-то несуразицы, но Тишевский ничего ровным счетом не понимал. Он остановился в оцепенении и широко открытыми глазами неотрывно смотрел в мрачную бездну, распахнувшуюся за дверцей кареты.
– Но не стойте же, ласкаво просимо! – из шарабана выпрыгнул обладатель хамской внешности, подхватил ошарашенного полковника под руки и толкнул внутрь.
Кучер залихватски свистнул, и повозка, дребезжа и разрываясь стонами, покатилась по мостовой.
Смеркалось. Колымага выкатила за душный и смрадный город и, вольно переваливаясь с боку на бок, взбиралась на пологий холм. Грунтовая дорога пылила под конскими копытами, и серая дымка разлеталась по степи.
За все время пути ни полковник, ни его спутник не проронили ни слова. Оба вели себя так, будто все происходящее было самым обыденным делом, не стоящим слов. Но в висках полковника набатным боем билась тревога. Члены его обессилели, а мысль рождала лишь одну глупую фразу: «Что-то должно быть…» Тишевский уже забыл о своих недавних страхах, о порыве открыться Зетлингу, даже о бессмысленном теперь раскаянии. Все то, что стало известно ему от Глебова и Куцебы, казалось ничтожным. Незначительность вообще всего открылась полковнику.
Наконец колымага встала. Дверца распахнулась, и Тишевский вышел. В трех шагах он увидел широкую коренастую спину и бритый затылок. Полковник подошел к стоящему человеку и остановился по правую руку от него. Это был Никанор Иванович.
– Вы знаете обо мне? – спросил комиссар.
– Из слов друзей.
– Теперь свиделись… – Никанор Иванович хотел сказать еще что-то, но не стал.
