- У меня твердый оклад - двести.
- Твердый оклад - это пособие по безработице, молодой кент. А зарплату каждый мыслящий мужчина должен делать себе сам. Это есть его деловые способности, умноженные на хозрасчет. М-да... Если бы вы знали, как меня утомляет наша безработица! Я устаю от нее больше, чем от самой тяжелой работы.
- Другой бы с вами спорил, а я не буду, - согласился Кукушкин и искоса посмотрел на притихшего Льва Борисовича, который стоял под пальмой и задумчиво почесывал густую шерсть своей собачки.
- Представляете, утром встаешь - ни в трамвай, ни в троллейбус попасть невозможно, - Всеволод Львович говорил таким тоном, будто рассказывал анекдот. - Все спешат на работу. Казалось бы, вот идеальный народ! А придите на работу - сидят и ничего не делают. Спрашивается, зачем спешили? Никто не ответит. Ответить, конечно, могут - плевком в харю. Парадокс? Парадокс. Или зайдите в любой магазин - хоть шаром покати! Только откуда, скажите на милость, в домашних холодильниках и шкафах появляется то, чего днем со свечой не сыщешь на прилавках и даже на витринах?
- Да, сия тайна покрыта мраком, - усмехнулся гость, вспомнив рыбный завтрак, недавно приготовленный Любой.
- Для нас это отнюдь не тайна, - сказал Всеволод Львович, поглаживая вспотевшую лысину. - Но мы не проболтаемся. Нет, нет! Пусть одни хранят самое дорогое в памяти, другие - на сберкнижке, а мы - на замке. Вот так-то! Кто из нас прав? Ну-ка рассудите.
- Когда-нибудь судьи рассудят, - кашлянул гость в кулак, разглядывая поющих канареек в роскошных клетках. - А почему у вас такое однообразие канарейки да канарейки?
Лев Борисович отпустил Элоночку побегать и ответил за сына:
- До судьи далеко, как до Бога! Да и неведомо еще, кто вправе судить, а кто нет. Я считаю, что каждый мало-мальски мыслящий человек - сам себе судья. Поймешь это - судьба в твоих руках, а не поймешь - все твои надежды будут на Бога и на добрых людей, которые, как доказано наукой, практически вымерли. А канарейки, молодой кент, это птицы счастья. И пение у них божественное. Да, божественное! Вы только вслушайтесь, как сладко разливаются их голоса. Это же чудо-оркестр! Знаете, когда я слышу этот оркестр, мне кажется, что где-то рядом стоит волшебная машинка и чеканит золотые монеты. А они рассыпаются и рассыпаются по мраморному полу. Как золотой дождик. Вы слышите, какой это приятный золотой звон! Эх, даже умирать не хочется! - он прослезился и для пущей убедительности приложил руку к сердцу. Ему подтявкнула Элонка и завертела хвостиком, за что была награждена воздушным поцелуем.
