— Если б я был султаном на Западе, я бы велел всем вам отсечь желудки.
— Вы так мудры, великий султан Шагабагам-Балбалыкум!..
— Так ты мне возвратишь их в целости, только без голов?
— Извольте.
— Я награжу тебя за то по-султански.
— Я уверен в вашей неисчерпаемой щедрости!
— Дарю тебе все головы моих голкондцев.
Пинетти в знак благодарности упал к ногам мудрого и великодушного султана Голконды и с благоговением поцеловал его туфли.
Мой незабвенный наставник, конечно, ожидал гораздо значительнейшей милости за свою услугу: но что прикажете делать с таким своенравным африканским властителем! При помощи известных себе секретов статистики, истории, политической экономии, умозрительной физики и разных других несомненных наук, также при могущественном пособии животного магнетизма мой бессмертный учитель в одни сутки надушил все эти мертвые туловища летучими жидкостями и динамическими теориями, возбудил деятельность их желудочных нервных узлов, открыл в их подложечных областях чувства зрения, слуха, обоняния, память, предчувствие, воображение, и прочая, и прочая, и, приведши тела в сообщение с небольшим Вольтовым столбом, поднял всех голкондцев на ноги. По данному знаку они встали и пошли кланяться, интриговать, решать дела, писать ученые книги, читать вздорные романы — как будто ни в чем не бывало! — не примечая даже, что ни у одного из них нет головы на плечах. Мудрый султан Шагабагам-Балбалыкум помирал со смеху, смотря на свое магнетическое государство.
С тех пор любимая его забава состояла в том, чтобы, лежа на софе и куря трубку, двух главных своих карманников сперва за ставить дружески целоваться и взаимно превозносить себя похвалами, а потом, искусно поссорив их между собою, довести до драки в своем присутствии: и когда один из них, вздумав дать пощечину другому, замахнется для нанесения обидного удара, и рука его, не встречая лица, опишет по пустому воздуху полукружие над шеей противника, тогда-то мудрый султан Шагабагам-Балбалыкум хохочет, бывало, до слез и потешается над своим ясновидящим народом! Так как он теперь надеялся один с ним управиться, то мой незабвенный наставник, собрав все подаренные себе головы, счел приличным скорее унести оттуда свою собственную. Он нагрузил ими десять кораблей, но впоследствии оказалось, что девять десятых из них не стоили и гроша, и он побросал их в море, оставив себе двенадцать тысяч голов, отличнейших в целом государстве, из которых и состоит великолепный кабинет физиологических редкостей, находящийся нынче в моем владении.
