У окна кабинета, где находился террорист, бессменно дежурили Михаил Романов и Сергей Голов. Они надежно перекрыли, по существу, единственный путь отхода террориста.
...Ивон назвал троих - Филимонова, Шестакова и Картофельникова. "Ты, ты и ты-за мной!" Вчетвером они поднялись на нужный этаж.
- Эй, мужик! - играя под простачка, крикнул в открытую дверь Ивон, иди, поговорим...
- А ты кто такой? - на пороге стоял Власенко. Рубашка, свитер, поверх свитера широкий самодельный пояс, в нем тротил: 2 килограмма. Запас взрывчатки немалый, не дай Бог рванет - все они в одно мгновение покойники.
Рука террориста на кольце. За всю их длинную беседу он ни на мгновение не снял руки с кольца.
- Вы откуда? - спросил Власенко.
- Да мы военные. Наша часть здесь, по-соседству, - ответил за всех Ивон.
- Звание у вас какое?
- Звание? - удивленно переспросил заместитель начальника группы, старшина я, а ребята...
Двое представились сержантами, Картофельников - рядовым. Власенко усмехнулся:
- Что ж с вами говорить, хлопцы. Вы же ничего не решаете... И вправду, стоит ли тратить время на старшину и сержантов? Вот так пассаж. Повернется сейчас и уйдет - и весь разговор. Однако Власенко не уходил. То ли вполне миролюбивый простецкий вид армейских "сверхсрочников" подкупил его, то ли нервы сдавали - поговорить захотелось, но он обратился к стоящей четверке:
- А я-то думал, "митьки" набежали.
- Кто-кто? - переспросил Филимонов.
- Да "митьки", говорю, - милиция.
Он опустил голову, оглядел пояс, палец на кольце, потом медленно, словно прощупывая, прошелся по ногам, добрался до лиц стоящих перед ним людей.
- Если у меня туг ничего не получится, пойду и взорву "митьков".
- Да что ты, Юра, - сказал кто-то из группы. Власенко помолчал, глядя в лицо возразившего, а потом спросил:
- Тебя били когда-нибудь в милиции?
- Нет...
- А меня били. Ногами. Как мяч футбольный, катали. Установилась тишина. Ивон и его подчиненные понимали: их жизнь, безопасность посольства в руках этого человека. Надо было раскачать парня, может, удастся уговорить сдать свою "игрушку".
Посочувствовали. Вместе поругали "митьков". Стали отоваривать, мол, брось ты это дело, Юра. Пойдем, сядем как люди, выпьем, поговорим. Спросили: тебе чего надо-то?
- Да ничего особенного, - загорелись глаза у Власенко, - учиться в институте хочу, два раза поступал, и никак. Квартиру бы в Москве выхлопотать.
Картофельников смотрел в сияющие глаза Власенко и думал: да, этот человек - преступник, один неверный шаг - и он утащит в преисподнюю десятки людей. Но не родился же он таким. Неужто только теперь пришло время выслушать этого парня, когда ни у него, ни у них, по существу, нет выбора. Кто они - те люди, которые били его ногами, поправ закон и мораль, кто они, из года в год не принимавшие его в институт? Может, все обстояло и не совсем так, как он рассказывает, но почему же на его пути так и не нашелся человек, который понял бы, выслушал, помог? И не нужен был бы тротил.
