— А почему вас называют масоны? — залюбопытствовал Артур Шопенгауэр.
— А повелось так, дурь вот такая, — ответил предиктор. — И как не называй, суть одна: мы слуги, конечно же. Из центров координируем разные вещи, но все равно ведь стараемся для людей. Повторю, если не уяснил: мы бытие держим на себе, мы даем этому миру стабильность, мы даем этому миру возможность жить — в первую очередь на основе знания, в котором превосходим других людей.
— Ах вот оно как! — закричал радостный Шопенгауэр. — Вот спасибо тебе, сказал ты мне, за что я убью-то тебя. Я, оказывается, твой идейный противник.
— Да ты вообще гондурас пятикрылый, — ушел предиктор в свое.
— Да ладно тебе, — улыбнулся Шопенгауэр. — Последние минуты, а ты выеживаешься. Я одной фразой обозначу, в чем мы круто расходимся. А то, может, ты не знаешь, так я уж просвещу, окажу такую честь. Мир, знаешь ли, нужно не поддерживать. Слабая задача — мир на себя держать. Он обычно и сам нехило держится. Мир нужно изменять. Изменять, как ты понимаешь, в одну сторону, в другую все равно не получится — чтобы мир этот был взрослее. Вот в том и суть. А вас всех на фонари, мешаетесь вы сильно, застряли в детстве, не хотите быть умнее и круче, и другим не даете — боитесь.
— Я ничего не боюсь, — засмеялся предиктор.
— А вот этого, козел вонючий? — Шопенгауэр прижал ствол «беретты» к его виску.
— Не-а, — продолжал предиктор улыбаться и жмуриться.
— А вот этого, ослинушка ты моя? — ласково спросил Шопенгауэр, давя спусковой крючок безотказного другана.
Пуля вышла с той стороны черепа.
— Ловко ты его опроверг, — одобрительно сказал молчавший Илюха.
— По-другому бы он не понял, — объяснил Артур. — А жалко, кстати: незряшный мужик, просто карма его херовая, а так редкостного ума политик.
— Масона сколько не корми, все во власть смотрит, — заметил знающий Добрыня Никитич.
— И черту под хвост, — вставил Илья.
— Это уж верно, — захохотал Алеха.
У Адика все же были нелады в сексе, чего таить? А у Ивана Потапова не было, женщин у него было — немерено и не считано. И у Ганса Крюгера девок было вдосталь. И Мордухаю Блеменфельду было с кем спать, а вот Адику подчас не было. Банальный факт, зачем константировать? А закавыка в том, что положил этот Адик миллионы Крюгеров, Потаповых и Блеменфельдов, отымел один всю матушку Европу — насильно, конечно, а как еще трахать закомплексованный континент? И так он ее, и эдак, и извращенным, как в народе говорят, способом. Один, почти один. И полегло этих Гансов и Мордухаев — как собак. И Потаповых в распыл пустили, до всех дошла очередь. У каждой басни, как водится, должна быть мораль. Здесь речь идет, собственно говоря, о настоящих мужчинах…
