Взбешенный случившимся, Сильницкий приказал отправить Пливнина до суда в городскую тюрьму.
— Нет, каков подлец, — говорил он, нервно расхаживая в штабе, — совершить убийство своего соотечественника в такое время! Подлец!
— В святом храме поднял руку на ближнего, богоотступник, — вторил ему отец Николай, вошедший в Совет обороны Камчатки.
— А, батюшка! — раздраженно махнул рукой Сильницкий. — Что храм! Враг на пороге отечества. Он молитву о даровании победы государю нашему сорвал. На слово государя о единении нашем замахнулся.
— Тут дело изменой пахнет, — вставил полицейский исправник. — Может быть, он по дороге из Гижиги с японцами встретился. Война третий месяц идет.
Упоминание о японцах и их возможной высадке на полуострове привела в окончательное расстройство Сильницкого.
— Надо немедленно отправить дружину на побережье. Нет, лучше казаков. Они надежнее. Пусть сидят там… — Сильницкий неопределенно махнул рукой. — В случае высадки японского десанта они немедленно сообщат нам.
Молчаливый, в мешковато сидевшем мундире, штабс-капитан Векентьев, кашлянув, возразил:
— Мне кажется, нет нужды отправлять казаков из Петропавловска. Наоборот, нам нужно силы не распылять, а собирать в один кулак. Что же касается высадки японского десанта, то помешать ему мы все равно не можем. У них наверняка будет артиллерия. Мы же ничего не сможем им противопоставить. Дуэль наших винтовок с их пушками бессмысленна и рискованна для нас. Драться с врагом нужно на берегу. Когда же японцы высадятся, жители прибрежных поселков известят нас об этом немедля. Все они жизнь прожили на Камчатке, японцы для них такие же враги и захватчики, как и для нас. Не доверять им сейчас, когда японцы вот-вот появятся, по крайней мере, преступно, — тихо закончил он.
— Может, вы и правы, штабс-капитан, но разве поступок казака Пливнина не говорит о том, что нам нужно усилить бдительность!
— Убийство, совершенное казаком, — это обыкновенная месть. Пливнина я хорошо знаю. Это истинный патриот, он не способен на измену.
— Ладно, оставим этот разговор. Сейчас и без этого казака голова идет кругом, — раздраженно сказал Сильницкий. — Я тут… — Он замолчал. — Савелий!
В комнату вошел, неловко придерживая шашку, денщик Савелий Величко.
Я тут для поднятия духа у дружинников придумал… И опять замолчал, потому что в эту минуту дверь открылась и Савелий пропустил алеута Камду. Огромный собачий треух закрывал ему все лицо.
— Сделал, что я велел? — обращаясь к алеуту, спросил исправник.
