Было это 5 августа, а три дня спустя, 8 августа, Правлению сообщается об аннулировании пожалованной Томари грамоты. Спустя еще пять дней, 13 августа, Правление Компании уже сообщает министру внутренних дел, что от Шеффера получено писанное в Макао еще 20 сентября 1817 года письмо, в котором сообщается, что «через политические обстоятельства принуждены были русские оставить остров Атувай и что сам он направляется в Петербург». А посему просьба Компании приостановить изготовление золотой медали и прочих подарков, предназначенных для Томари.
Тем временем Шеффер, медленно поспешая, все же добирается на попутных кораблях до Петербурга и начинает обивать пороги Компании и министерств, пытаясь добиться аудиенции у императора.
Настанет день, когда он предстанет перед Александром I и почтительно вручит ему всеподданнейшую записку, в которой развивает свои проекты закрепления и использования этих островов. И вот чем он пытается соблазнить императора:
Острова сии, ваше величество, очень полезны вам, государь, в отношении выгод физических, выгод торговли, выгод политических. На островах сих можно и необходимо развести плантации хлопка, ибо почва на оных островах настолько плодородна, что сам я, верный слуга вашего императорского величества, собирал с десяти сажен земли по три с половиной пуда «чистой бумаги» (то есть хлопчатобумажной пряжи). Уверяю вас, государь, что урожай хлопка на сумму не менее четырех миллионов пиастров в год гарантирован; гарантирована также и возможность покрыть не менее половины потребности в бумаге. Почтительнейше докладываю, что на оных Гаваях целесообразно завести мануфактуры, развести овец мериносовых, развести и шелковичного червя и шелковичное дерево и даже построить шелковые фабрики, равно как и заводы по переработке сахарного тростника!..
Вот как сладко пел гавайский соловей Егор Иванович Шеффер и в докладных записках И на аудиенции у императора Александра I.
Я вам пишу, чего же боле?! — может воскликнуть герой нашего повествования, наш Шеффер, — так дайте же мне, ваше величество, корабли, людей, оружие, и у ног ваших, государь, положу я оные Сандвичевы острова со всеми их произведениями, королями и прочими потрохами!..
Увы! Не поняли чин. уши, эти бумажные души из министерств иностранных и внутренних дел, всех стремлений души шефферовой, его забот и попечений о благе России, благородных и бескорыстных, — ведь он, Шеффер, даже не русский подданный! А император! Неужели и он не понял Шеффера? Увы! Устами, а, вернее, пером Нессельроде и он отвергает его, Шеффера, столь соблазнительные прожекты!
