Вслух Столетов только сказал:
— Войники доказали, что жертвы наши не напрасны, и многострадальный, нравственный болгарский народ достоин свободы. Но это не желает понять князь Черкасский.
Бекасов хотел возразить, что нет, князь Черкасский, который бывал в их поместье под Тулой, все прекрасно понимает, но при своем краснобайстве — ретроград, из вчерашнего дня России, и боится, упаси бог, революционных настроений здесь, в Болгарии, куда назначен уполномоченным по гражданским делам. Но Бекасов не стал распространяться об этом.
А Столетов, что-то переборов в себе, снова оживленно спросил:
— Но ты ничего не рассказывал о себе. Как у тебя сложилась жизнь?
Он открыл серебряный портсигар, протянул его Федору Ивановичу. Тот движением руки показал, что не курит, испытующе посмотрел на Столетова. Николай, вероятно, не знает, что слушателя Артиллерийской академии Бекасова, не без основания, заподозрили в распространении нелегальной литературы, которую он доставал у знакомых студентов. Тогда удалось извернуться, но это явно сказалось на продвижении по служебной лестнице. Однако стоит ли об этом говорить при такой мимолетной встрече?
Столетов раскурил папиросу, защелкнул портсигар.
— Да, вот видишь, очень отстал от тебя, — спокойно улыбнулся Бекасов, словно бы несколько даже подтрунивая над собой, что дальше капитана не продвинулся. Но вместе с тем на его лице генерал не заметил недовольства военной судьбой, обиды на нее.
…Нет, вовсе не благостно складывалась жизнь Федора Ивановича. Он происходил из старинного разорившегося дворянского рода. Его отец был артиллерийским полковником в отставке. Под влиянием француза-гувернера, настроенного очень республикански, дружбы с лесничим, оказавшимся в этих местах после отбытия политической ссылки, Федя рано стал задумываться над несправедливостями жизни, искать ответа в книгах.
Ему было лет тринадцать, когда он оказался невольным свидетелем порки крепостного крестьянина — за недоимки — в соседнем поместье Черкасских. Уже тогда Федор дал себе клятву что-то сделать для бедных людей.
В академии, в дружбе со студентами, — это желание окончательно созрело.
Женился Бекасов довольно поздно на сестре одного своего петербургского знакомого — Зиночке Звягиной, дочери преподавателя словесности в гимназии, славянофила и рьяного поклонника Аксакова. Через год после замужества Зина умерла от родов, а появившаяся на свет божий Натали воспитывалась в семье Звягиных. Федор Иванович видел ребенка редко, скучал, хотя каждый отпуск проводил с дочерью.
