Но Плотник был упрям. Ещё и ещё привозил он снимки разбитого аэродрома и требовал рассмотреть точней. Здесь разгадка! Иначе почему же истребители противника встречают его на подходах к этому «заброшенному»? Почему внезапно дают букет огня скрытые в лесу зенитки, надеясь сбить?
И вообще, где приземляются самолёты, снабжающие по воздуху окружённую в лесах и снегах зарвавшуюся группировку вражеских войск?
Чутьё не обмануло Плотника. Однажды он явился на спорный объект перед вечером и сфотографировал его при косых лучах заходящего солнца.
И что же — у многих бесхвостых и бескрылых самолётов тени не совпали с очертаниями.
Тени повреждённых машин, брошенных в беспорядке на лётном поле, имели нормальные крылья, хвосты. А воронки — те совсем не имели тени, хотя у каждой ямы западный край при заходе солнца должен отбросить тёмную полосу.
Ларчик открывался просто: воронки на взлётных дорожках немцы изобразили при помощи сажи, а увечья самолётов — при помощи белых холстов, закрывающих то часть крыла, то хвост.
Сконфуженные дешифровщики спешно доложили командованию результат, и внезапный налёт наших бомбардировщиков быстро сравнял разницу между предметами и их тенями.
— Везёт вам, Плотник, — говорили лаборанты, — просто везёт!
— Ой, не сглазьте! — шутливо пугались лаборантки за своего любимца, весёлого лейтенанта.
— А я «глаза» не боюсь, у меня же талисман есть! — отшучивался он.
— А ну какой, покажите, дайте посмотреть, Плотник!
— Чёрный кот? Обезьянка? Кукла?
Лётчик вытаскивал из кармана часы. Большие, луковичные, с массивными золотыми крышками. Девушки-сержанты с любопытством брали в руки талисман и рассматривали какую-то картинку и надписи на золоте.
— Да это же именные, вот на них — ваша фамилия. "Лейтенанту Плотнику за чудесное спасение вороны!"
Насладившись девичьим смехом, лейтенант отбирал часы и, взвешивая их на руке, говорил:
— Единственные в мире… Не каждому доводится такое.
— Ну расскажите, Плотник, расскажите!
— История эта случилась перед большими лётными манёврами. Я вывозил на тренировку парашютистов. Сбросил очередную партию, смотрю — один за мной тащится. Раскрыл парашют раньше времени и зацепился стропами за хвостовое оперение самолёта.
Указал на него штурману. Стали отцеплять. И так и сяк — ничего не выходит. А парашютист подтянулся к самому костылю, завернул стропу вокруг стойки и катается себе, как на карусели, — ловко устроился. Кружились мы до последней капли бензина. Пора садиться.
