Самолет повернул направо и начал неспешно чертить в небе дугу: он возвращался.
— Что он, черт побери, делает? — насторожился Кабирия.
— Возвращается, — мрачно ответил малыш.
Спустившись вдоль горного склона, самолет принял горизонтальное положение, только когда перед ним, как мишень, оказались три солдата. Из-за ветра летчику никак не удавалось выровнять машину. Он начал снижаться.
Кабирия и малыш, ругаясь последними словами, кинулись к деревьям.
— Последний, уходи оттуда! Быстро!
Но Последний и не думал уходить. Продолжая жевать, он, не отрываясь, смотрел на самолет.
— Фоккер Е. Один Айндеккер, — отметил он шепотом, — сто лошадиных сил, девятицилиндровый двигатель…
— Последний! Твою мать, уходи оттуда!
Когда самолеты идут группой, у каждого на носу, как правило, установлен небольшой пулемет. Но если самолет летит один, нет сомнений, что он вылетел на разведку. Может быть, он даже оборудован фотоаппаратом «Кодак», чтобы делать снимки с высоты.
— Кабирия, причешись! — крикнул Последний. — Тебя фотографируют.
Глазастый Кабирия глянул вверх и увидел высунувшуюся из кабины самолета руку, а потом — и голову пилота. Тот наклонился вбок, прицеливаясь: Кабирия разглядел зажатый в руке револьвер.
Выскочив из укрытия, Кабирия бросился к Последнему, повалил его, прижал к земле. И не двигался, пока самолет на бреющем полете рассекал воздух прямо над его спиной. Он лежал с закрытыми глазами, когда послышались металлические щелчки трех выстрелов и свист пули в нескольких сантиметрах от головы.
Какое-то время они не шевелились. Потом Кабирия открыл глаза. Самолет гудел вдали. Последний смеялся.
— Никогда больше так не делай, засранец, — выругался Кабирия, все еще лежа на своем товарище.
Последний продолжал смеяться.
— Засранец, — повторил Кабирия.
Они ушли почти сразу: история с самолетом испортила настроение и никто уже не мог радоваться реке, свету и всему остальному. Малыш шел впереди, выбирая дорогу. Мертвец оставался на том же месте, застряв в ловушке из веток и камней. Он продолжал искать что-то под водой, но тщетно: день для немца выдался неудачный.
— Как его сюда занесло? — спросил Последний.
— Здесь не должно быть немцев.
— Меня здесь тоже не должно быть, — произнес Кабирия.
Такого братства, как на войне среди солдат, они больше никогда не найдут. Словно потаенные желания сердца слегка приоткрылись под влиянием общей муки, и оказалось, что люди способны на необыкновенные чувства. Они любили друг друга, но никогда не говорили об этом вслух; война сделала возможной эту возвышающую любовь. Быть может, ее они и искали, каждый по-своему, повинуясь порыву, сейчас уже необъяснимому:
