Оказывается, Вы решительно встали на защиту варварских хрущевских экспериментов и гневно обрушились на анекдотчика: "Если бы я увидел человека, который посмел рассказывать подобные анекдоты, я прежде всего дал бы ему в морду, и хотя я никогда (так в тексте! — В. Б.) не писал заявлений, потом написал бы заявление на этого человека, и написал бы совершенно искренне". Доносы нередко пишут совершенно искренне.
Но кто же все-таки был этот бесстрашный анекдотчик? В своей "Куче" Вы дерзко срываете покров с тридцатилетней тайны: "Именно я говорил эти слова", то есть поносил и высмеивал Хрущева. И было это будто бы "вчера в ресторане ВТО", то бишь "У бороды", как мы тогда говорили. Что же получается? Выходит, это Вы самому себе грозились "дать в морду" за Хрущева, на самого себя готовы были написать донос. Пожалуй, окажись у Вас в тот момент веревка, Вы сами намылили бы ее и попросили Аксенова с Неизвестным повесить Вас. Ну, скажите, известно ли Вам что-нибудь подобное во всем мировом искусстве? Разве что опера Глинки "Жизнь за царя"…
Тайна бессонной ночи поэта
Нельзя обойти молчанием еще кое-что из Ваших деяний той и нынешней поры. Сейчас Вы пишете: "Шовинисты после опубликования "Бабьего Яра" меня обвинили в том, что в стихотворении не было ни строки о русских и украинцах, расстрелянных вместе с евреями". Допустим, Вас и впрямь всегда критикуют одни только шовинисты. Но ведь иногда и шовинисты могут говорить правду: в стихотворении действительно не нашлось ни одной строки для украинских и русских жертв. А когда Д. Д. Шостакович написал симфонию, в которую вошло это стихотворение, то и тут нашлись шовинисты: Евгений Мравинский, выбранный композитором, отказался дирижировать, а Борис Гмыря отказался петь. Вы уверяете, что им "пригрозили антисемиты". А я думаю, что они отказались только потому, что первый из них — русский, а второй — украинец, и оба не лишены были национального чувства.
Исполнение симфонии, пишете Вы, оказалось под угрозой. Накануне Кирилла Кондрашина, взявшегося дирижировать, "вызвали куда-то "наверх" и сказали, что не разрешат исполнение, если в тексте не будет упоминания о русских и украинских жертвах…". Вы негодуете: "Это было грубым бестактным вмешательством…" Вы беззащитны, Вас вынуждают капитулировать: "Что оставалось делать? Я с ходу (!) написал четыре строки:
Я здесь стою, как будто у криницы,
Дающей веру в наше братство мне.
Здесь русские лежат и украинцы,
