Мишка вскочил и, оскалившись, снова бросился на меня. Он уже не стремился во что бы то ни стало выйти из каюты, им просто владела слепая ярость, лишавшая человека разума.
Я снова сбил его с ног. Пригодились все-таки уроки Сажина. На этот раз он упал на койку, только сильно ударился головой о стенку каюты. Мне даже показалось, что он потерял сознание. Но он пошевелился и застонал. Я сложил полотенце, намочил его в умывальнике и положил ему на лицо.
В дверь постучали. Я искоса взглянул на Мишку. Он даже не повернулся. Я нажал ручку дверного замка. Незнакомый мне человек в совсем мокром плаще — дождь, очевидно, еще усилился — спросил:
— Вы идете, Сергей Николаевич?
— Нет, — ответил я, — не пойду. Моему соседу плохо: укачало, должно быть. Я с ним побуду.
Мишка по-прежнему не двигался, даже головы не поднял. Я выждал, пока не смолкли шаги в коридоре, и предупредил его:
— Я в бар пошел, а дверь, уж извини, запру.
Дверь я запер, но до бара не дошел. Опять внезапная и ставшая уже привычной темнота вернула меня в знакомое кресло со шлемом и датчиками.
Первое, что я услышал, — был конец разговора, явно не рассчитанного на мое пробуждение.
— Путешественник во времени — это старо. Я бы сказал: прогулка в пятом измерении.
— А может, в седьмом?
— Сформулируем. Что с ним?
— Пока без сознания.
— Сознание уже вернулось. Лягушка-путешественница.
— А энцефалограмма?
— Записана полностью.
— Я же говорил: форменный самородок.
— Включать изолятор?
— Хочешь сказать: выключать? Давай ноль три, потом ноль девять. Пусть глаза привыкают.
Темноту чуть-чуть размыло. Как будто где-то открыли щелку и впустили крохотный лучик света. Еще невидимый, он уже сделал видимыми окружавшие меня предметы. С каждой секундой они становились все отчетливее, и вскоре передо мной возник кинематографический лик Заргарьяна.
— Аве гомо амици те салютант[1]. Переводить надо?
— Не надо, — сказал я.
Стало совсем светло. Шлем космонавта легко соскочил с головы и взлетел вверх. Спинка кресла сама подтолкнула меня, как бы приглашая встать. Я встал. Никодимов уже сидел на своем прежнем месте, ожидая меня.
— Ну как, переживаний много? — спросил он. — Много. Рассказывать?
— Ни в коем случае. Вы устали. Расскажете завтра. Все, что вам нужно сейчас, — это отдохнуть и как следует выспаться. Без сновидений.
— Значит, это были сновидения? — В моем вопросе прозвучало невольное разочарование.
Никодимов встал.
— Обмен информацией отложим до завтра, — улыбнулся он. — А сегодня ничего не рассказывайте, даже дома. Главное — спать, спать, спать!
