На мгновение все ее тело содрогнулось от рыданий, а слезы затуманили глаза. Она смахнула их тыльной стороной руки и сильнее нажала на акселератор. И, как бы отвечая, пикап тотчас же рванул вперед, задел за оказавшийся на дороге холмик, накренился набок, и от резкого движения баранку чуть не вырвало из рук.
Обмякшее тело Джефа бросило вперед; ухватив его одной рукой, Иден с трудом сумела выровнять машину. Каким-то образом ей снова удалось не дать Джефу соскользнуть с сиденья.
Она успела бросить на него беспокойный взгляд. В тусклом и жутком свете приборной доски его лицо казалось серым, глаза были закрыты, и с губ не слетело ни звука.
Ранчо. Ей надо было добраться до ранчо. Там был телефон. И помощь. Она не хотела думать о том, как встретится с дедом, как расскажет ему обо всем, что произошло. Ее глаза снова наполнились слезами.
— Ты не можешь умереть, — не переставая шептала она. — Черт бы тебя побрал, не можешь!
Но он смог.
Ее арестовали этой же ночью, предъявив обвинение в преднамеренном убийстве. Де Пард об этом позаботился.
С его точки зрения, она стала причиной смерти брата, которого он вырастил и воспитал как сына, и за это заслуживала наказания, сурового наказания.
В течение всех трех лет, пока длились юридические словопрения, предшествовавшие суду, Де Пард распространял злобные слухи о том, что она убила Джефа в приступе ревности, после того как застала его с другой женщиной. Кое-кто ему и верил. Кое-кто — нет, хотя немногие отважились сказать Де Парду это в лицо.
Когда присяжные в далекой Топонахе приняли вердикт о ее невиновности, Де Пард был в ярости. Он называл это вопиющим попранием правосудия. Иден надеялась, что в конце концов он примирится с оправдательным приговором. Но ничего подобного: он продолжал копить в себе злобу, и в конце концов печаль и горечь превратились в настоящую ненависть и жажду мести, ставшую ненасытной и свирепой.
Чем же все это кончится? Иден не знала.
— Ну вот наконец и дома, — пробормотала она, остановив машину при въезде во двор.
Обогнув корали и другие надворные постройки, Иден направилась прямо к дому — построенному в стиле асиенды двухэтажному строению. На обоих этажах вдоль фронтона шли деревянные галереи, и ветры пустыни добирались до ступенек парадного крыльца.
Дом не впечатлял своими размерами: он не был ни большим, ни импозантным, но простым и прочным, построенным надолго. Для Иден этот дом олицетворял сердце ранчо «Шпора», и его корни покоились глубоко 8 здешней земле. Она не могла себе представить, что когда-нибудь покинет это место. Во всяком случае, по доброй воле.
