Его заинтересовал ее пистолет. Но выстрел разбудил бы живущих внизу пенсионеров, даже если они перед сном, как обычно, вволю напились мартини.
Разочарованный, но твердо решивший не поддаваться своей постоянной тяге к театральности, Ариман объяснил Сьюзен, как правильно держать лезвие, где точно сделать надрез на левом запястье и с какой силой нажимать на лезвие. Перед тем как сделать смертоносный разрез, она легким движением провела губительной пластинкой по коже один раз, другой, словно пребывала в нерешительности, — такие повреждения полиция сочтет дополнительным подтверждением самоубийства, больше половины самоубийц, выбиравших этот способ смерти, долго колебались и оставляли на своих телах неглубокие отметины, прежде чем сделать решающий надрез. Затем без выражения на лице, с одним лишь чистым зеленым блеском прекрасных глаз она нанесла себе третью рану, намного глубже, чем первые две.
Конечно, вскрывая лучевую артерию, Сьюзен не могла не травмировать сухожилия и потому была не в состоянии держать лезвие в левой руке так же твердо, как и в правой. Рана на ее правом запястье была мельче и кровоточила не так сильно, как на левой, но и это должно совпасть с привычными впечатлениями полицейских.
Она выпустила лезвие. Погрузила руки в воду.
— Спасибо, — сказал он.
— Вам всегда рады.
Доктор вместе с нею дожидался конца. Он мог уйти, уверенный в том, что в этом покорном состоянии, даже без его руководства, она будет спокойно сидеть в ванне, пока не умрет. Однако в этой игре судьба уже преподнесла ему пару удивительных сюрпризов, и он намеревался застраховаться от чего-либо подобного.
Над водой теперь поднималось гораздо меньше пара, и к запаху розового масла примешивался новый, совсем иной аромат.
Сожалея о недостаточном драматизме происходящего, Ариман подумал, не стоит ли вывести сознание Сьюзен из потайной часовни, где оно было сейчас заперто, и провести на ступеньку-другую вверх, ближе к полноценному рассудку. Так она смогла бы лучше оценить тяжесть своего положения. Однако, хотя он мог управлять ею и на более высоких уровнях сознания, все равно оставался небольшой, но вполне реальный шанс, что она издаст непреднамеренный крик ужаса или отчаяния, который окажется достаточно громким для того, чтобы разбудить и пенсионеров, и попугаев внизу.
Он ждал.
Вода в ванне, остывая, становилась темнее, хотя тот цвет, которым ее одарила Сьюзен, сам по себе казался раскаленным.
Женщина сидела в полной тишине, проявляя не больше эмоций, чем эмалированная чугунная ванна, в которой она находилась, и потому доктор оказался просто потрясен, увидев, как по лицу Сьюзен скатилась одна-единственная слеза.
