Ее рука задрожала, и из мерной ложки просыпалась соль.
Оторвавшись от приготовления обеда, она вытерла свои внезапно вспотевшие руки о посудное полотенце.
Подойдя к входной двери квартиры, она внимательно осмотрела засовы. Оба были задвинуты. Цепочка на месте.
— Я в своем уме! — вслух произнесла она, опершись спиной на дверь.
Во время телефонного разговора Марти, казалось, поверила ей.
Но убедить других будет совсем не так легко.
Доказательства ее утверждения о том, что она подвергалась насилию, были недостаточно убедительными. Иногда она испытывала болезненные ощущения во влагалище, но это бывало не всегда. На ее бедрах и груди иногда появлялись синяки, соответствующие своими размерами кончикам человеческих пальцев, но она не могла доказать, что они возникали из-за грубых прикосновений насильника, а не являлись результатом каких-то случайностей в процессе обычной физической деятельности.
Сразу же по пробуждении она всегда безошибочно знала, если у нее побывал этот призрачный (хотя, увы, реальный) злоумышленник, даже если у нее не было болезненности между ног или новых синяков, даже не успев обнаружить пятно спермы на своем теле — она чувствовала себя грязной, вернее, оскверненной.
Но чувства, однако, не могли считаться доказательствами.
Единственным свидетельством того, что с нею был мужчина, являлась сперма, но она никак не подтверждала насилия.
Помимо всего прочего, предъявить властям испачканные трусики или же, что еще хуже, отправиться в больницу «Скорой помощи», чтобы там сделали соскоб из влагалища, потребовало бы от нее гораздо больших усилий, чем она сейчас была в состоянии выдержать.
Действительно, ее состояние, агорафобия, было главной причиной, из-за которой она так долго отказывалась довериться Марти, уже не говоря о полиции или других посторонних. Хотя достаточно просвещенные люди знали, что экстремальная фобия не является разновидностью безумия, большинство из них могли не помочь ей, а отнести ее слова к разряду странностей пограничного состояния. И если бы она принялась утверждать, что подвергается сексуальному насилию во сне, что это делает призрачный злоумышленник, которого она никогда не видела, человек, способный проходить сквозь запертые двери… Да услышав это, даже лучшая подруга, знающая ее почти всю жизнь, вполне может задаться вопросом: а не является ли агорафобия, которая сама по себе не есть психическое заболевание, предшественницей настоящего умственного расстройства?
