Очарованные | страница 68



Ради нее хотелось бы, чтобы сейчас была ночь, горели свечи под тихую музыку в серебристом лунном свете. Почему-то кажется неправильным впервые заниматься любовью утром, при разгорающемся на голубом небе солнце, под пение порхающих в саду птиц, под звяканье на ветру колокольчиков, подвешенных в окнах.

— Куда? — спросил он, и Ана махнула на дверь своей спальни.

Там стоял ее запах, смесь женских ароматов, Душистых порошков и чего-то еще, не поддающегося определению. Что-то вроде дыма и цветов. Солнце весело светит из-за развевавшихся занавесок, льется на огромную старинную постель с высоким резным изголовьем.

Бун обошел сундук, очарованный радужным блеском разноцветных кристаллов, нанизанных на тонкую проволоку перед каждым окном. Радуга вместо лунного света, думал он, укладывая Ану на кровать.

Теперь глупо нервничать, заверила она себя, хотя притягивала его к себе слегка дрожавшими руками. Ей этого хочется. Она его хочет. Спокойная уверенность последних минут испарилась под волной желаний и опасений.

Он видел в ее глазах эти желания и опасения. Известно ли ей, что он чувствует то же самое? Хрупкая, очаровательная, свежая и нетронутая девушка отдается ему. Понятно, для обоих жизненно важно, чтобы он взял ее с нежностью.

— Анастасия… — Отбросив опасения, Бун поднял ее руку, приник губами к ладони. — Клянусь, больно не будет.

— Знаю. — Она вложила свою изящную кисть в его руку, и их пальцы сплелись, ей хотелось понять, то ли страх, который женщина переживает раз в жизни, то ли страх перед всепоглощающей любовью к нему бросает в дрожь и лишает уверенности. — Покажи.

В пляшущей вокруг радуге он приник к ней губами в глубоком опьяняющем поцелуе, одновременно успокаивающем и манящем. Время завертелось на месте, замедлилось, остановилось. Остался только поцелуй.

Он запустил в ее волосы пальцы, запутавшиеся в длинных роскошных прядях, забавляясь, рассыпал их по подушке, они легли на тонкое ирландское полотно золотой пылью. Оторвавшись, стал медленно и лениво водить губами по ее лицу, пока не убедился, что нервозная дрожь Аны утихла, она стала гибкой, податливой. Даже когда под сладкими легкими прикосновениями ее страхи развеялись, он двигался с такой неторопливой легкостью, что казалось, будто, кроме поцелуя, ничего больше не было.

Она слышала, как он бормочет заверения и чудесные обещания. Голова закружилась от тихого голоса, губы, снова приникнув к нему, изогнулись в спокойной улыбке.