— Если бы не Джесси, ты нынче не вернулась бы домой в одиночестве. Впрочем, я серьезно отношусь к интимной близости.
Уже набравшись сил, Ана кивнула:
— Если бы не Джесси, я тебя попросила бы провести со мной ночь. — Она глубоко вздохнула. Надо хотя бы в этом откровенно признаться. — Ты был бы у меня первым.
— Первым?.. — Руки онемели. Поняв, что она девственница, он почуял страх и сверхъестественное волнение. — О боже…
Она вздернула подбородок.
— Я вовсе не стыжусь.
— Да нет, я не о том… — Лишившись дара речи, Бун провел ладонью по ее волосам. Невинная златовласая девственница в тонких голубых одеждах с цветами у ног… А он вынужден отказаться и уйти один. — Вряд ли ты понимаешь, что это значит для мужчины.
— Вряд ли понимаю, раз я не мужчина. — Ана наклонилась за корзинкой. — Но знаю, ты скоро поймешь, что значит для женщины впервые отдаться. Поэтому мне кажется, что нам обоим следует хорошенько подумать. — Она улыбнулась или попыталась. — А после полуночи трудно думать здраво при полной луне и сорванных цветах. Говорю тебе, Бун, доброй ночи.
— Ана… — Он взял ее за руку, но не удерживал. — Ничего не случится, пока ты не будешь готова.
Она кивнула.
— Конечно. Хотя ничего не случится, если в этом смысла не будет.
И побежала к дому в развевающихся одеждах.
Сон не шел очень долго. Бун не ворочался и не ерзал в постели, просто лежал, уставившись в потолок, глядя, как лунный свет бледнеет в последней предрассветной глухой темноте.
Заснул, когда солнце бросило яркие полосы на кровать, лежа на животе лицом вниз, раскинув руки-ноги. В проплывающем в подсознании сне нес Ану на руках по длинной круглой беломраморной лестнице. На самом верху, среди пухлых хлопковых облачков, подвешено огромное ложе, утопающее в водопадах белого атласа. Сотни длинных тонких свечей испускают мерцающий свет, источают аромат — нежный привкус ванили, мистического жасмина. И еще слышен слабый манящий запах, который ее повсюду сопровождает.
Она улыбается. Волосы — солнечное сияние. Глаза дымчатые. Он кладет ее на кровать, оба в ней глубоко утопают, словно в облаках. Звучит арфа, романтично, как слезы, раздается шепот, не громче дыхания легкого ветерка.
Она поднимает руки, заключает его в объятия, они плывут, как призраки в чьей-то фантазии, неразрывно связанные желанием и невыносимой сладостью долгого нескончаемого поцелуя. Губы ее призывно шевельнулись под его губами, она шепчет…
— Папа!
Бун разом проснулся, когда дочка прыгнула ему на спину. Невразумительно забормотал, и она захихикала, чмокнув щетинистую щеку.
