– Чтобы не пришлось больше отказываться от родного отца, – говаривал он, бывало, топорща свою бородку клинышком, а-ля всесоюзный староста товарищ Калинин.
Вот такой неслабый экскурс в историю. А как объяснить иначе мою неприязнь к этому Бирюкову? Я его и всерьез-то никогда не воспринимал и не разговаривал с ним и, кажется, даже не здоровался…
– Здравствуйте, гм… – откашлялся я, вспоминая, как там, черт побери, его зовут, Бирюкова-то. И не вспомнил.
– Привет, Макс, – бросил я Кирсанову и, не дожидаясь приглашения, сел. – Вызывал? У меня утром были траблы с тачкой. Зато теперь все хорошо, тачки нет и траблов нет соответственно.
Макс на мое приветствие не ответил. Он смотрел на меня и покусывал губы. И молчал. И Бирюков тоже молчал, но молчал выжидающе, ожидая команды, и он ее дождался.
– Юрий Владимирович, начинайте, – попросил Макс. – Я думал сам, да у вас, верю, лучше получится. В конце концов, это ваша работа.
– Спасибо, Максим Филиппыч. – Бирюков почтительно поклонился хозяину. Послушный пес, на тебе за службу медаль из кружка колбасы.
– Ну что, господин Картье, – обратился ко мне Бирюков, и под правым глазом его задергалась голубая прожилка. – Желаете, быть может, сами? Не дожидаясь, так сказать, вещдоков?
– Не понимаю… – промямлил я, чувствуя, как разливается в желудке противная, холодная, густая жижа. Так рождается ужас. Он наполняет изнутри, а потом выходит наружу сквозь поры и называется «холодный пот». Я не ждал, что все это случится именно так. Получается, что меня застали врасплох, не дали сосредоточиться, подготовить оборону.
– Как видите, Максим Филиппыч, клиент поплыл, – потер руки довольный Бирюков, и под глазом у него перестало дергаться. – Господин Картье, мой департамент, разумеется негласно, работал по вам два последних месяца. И, признаться, не напрасно. Удалось выяснить, что живете вы, мягко говоря, не по средствам.
– Хватит вам, – устало отмахнулся я. – Прекратите тут красоваться. Тоже мне монолог Чацкого. Мои средства вас не касаются. Макс, освободи меня от этого рыцаря плаща и кинжала, прошу тебя.
– Старичок, ты уже сам себя освободил. От всего. – Макс горько усмехнулся. – Твоими стараниями холдинг переплатил рекламным агентствам такую сумму, что тебе ее, по моим подсчетам, должно хватить до старости. Нагрел ты меня крепко, сволота, – вдруг рявкнул Макс и саданул кулаком по столу.
Все это было хорошо отрепетированным спектаклем. Они давили на меня вместе и каждый в отдельности. Макс улыбался иезуитской улыбочкой и на короткое время впадал в ярость, вновь принимался стучать кулаком, орать. Поведение психопата. Бирюков гвоздил меня теми самыми «вещдоками», поэтапно, факт за фактом озвучивая длинную цепочку моих преступлений. Я, молча, слушал, безучастно смотря перед собой. Отпираться было бессмысленно. День продолжался, он стал точкой, в которой сошлись все лучи моей неправильной жизни, словно они прошли сквозь призму моих грехов. Какая циничная и строгая физика!
