О суббота! | страница 14
Утром пришло решение.
— Ты полагаешь, сукин сын, — скажет старший брат, — как только ты удрал в свою Турцию, я сразу же швырнул вожжи в пылающую печь? Ты так полагаешь? Но ты ошибаешься. — И снимет подтяжки и влупит ему подтяжками, как следует.
И будет то, что надо.
ЯСНЫЕ ОКНА
Саул Исаакович теперь по два и по три раза в день бывал у сестры, чтобы не пропустить Гришиной телеграммы. Как-то пасмурным утром он вышел из дома, оглядел мокрую после ночного дождя улицу в одну сторону — до Суворовских казарм и в другую сторону — до решетки у обрыва, за которой мерцало море, увидел матроса, болтающего по телефону-автомату, увидел фургон со свежим хлебом у булочной и мотороллер с прицепом, нагружаемый у пивной пустыми бутылками, увидел клочья темной тучи над улицей, и с такой решительностью направился в парк искать партнера для игры в домино, словно Гриша шел с ним и спешили они на другой конец местечка драться с тамошними.
В парке по набережной аллее, по той ее стороне, где не росли большие деревья, но зато через низкий парапет было видно все, что делалось в порту, прогуливался единственный человек в шлепанцах и халате, больной из госпиталя, крайнего в переулке дома. Саул Исаакович пошел вдоль парапета. Коробка с домино постукивала в кармане.
На итальянское судно грузили тюки столь внушительных размеров, что кран мог закладывать в сетку штуки по четыре, не больше. Размышляя о том, хлопок ли это или пенька, а возможно, и валенки на экспорт, любуясь величавыми действиями кранов, прислушиваясь к приятному, почти музыкальному клацанью металла в порту, наслаждаясь мокрыми запахами парка, Саул Исаакович дошагал до крепостной башни. Возле крепости, вернее, возле уважаемых остатков ее обнаружилось, что ходячий больной исчез. Непонятно было, куда он исхитрился деться: впереди аллея была совершенно пустынна.
Пришло в голову пожить некоторое время одиноко где-нибудь в шалаше, чтобы не было поблизости людей, но были бы звери и птицы. А он бы в своем шалаше просыпался до рассвета и слушал бы птиц. Саул Исаакович подумал и помечтал немного уже не о шалаше, а о неторопливой бесцельной ходьбе по дорогам, налегке, с узелком, помечтал о ночевках в стогу или под кустом, помечтал о воде прямо из реки. Дул ветер и было сыро нездоровой сыростью. В парке не появлялся никто. Саул Исаакович властвовал над мокрыми деревьями — они шумели сейчас для него одного, над памятью о турках, построивших некогда крепость, над влажным воздухом, наслаждался своей властью и обдумывал подробности возможного бродяжничества.