Пьетро смущенно опустил голову.
— Розенберг был умница, светлая голова, и, конечно же, он предполагал неизбежные беспорядки. Задолго до старта он полностью оплатил и получил дистанционный прогноз на пятьдесят лет развития колонии у лондонского филиала «Ретротеха». Все экстремумы возможной социальной нестабильности были просчитаны с долей погрешности в несколько дней. Благодаря этому первые три кризиса в колонии удалось преодолеть. Один из сценариев четвертой волны беспорядков предполагался как сочетание бунта низов и заговора управленцев с целью захвата власти. Это и случилось, но чуть раньше произошло незапланированное событие. В результате крупного извержения вулкана на другом континенте Дуо маршрут миграции местного эквивалента птиц сместился и прошел над колонизированной территорией. Разразилась эпидемия. Силы, брошенные на борьбу с неожиданной напастью, оказались как раз той малостью, которой не хватило, чтобы предотвратить грядущую катастрофу.
— Что же произошло дальше? — рыжая аспирантка забыла о своем мрачном настроении и, затаив дыхание, глядела на Гогенгейма.
— Сначала революция, а потом бунт. Заговорщики не сумели удержать власть, и лосты захватили все системы. Семья Розенберга погибла, он сам бежал на орбиту и отдал приказ об уничтожении всех кораблей, но, прежде чем взорвать себя, отправил с борта «Айзека» авто-бот с записями охранных систем колонии и его собственным отчетом, который заканчивался словами…
— «Новые горизонты — это дым и пыль на ветру, мечты о звездах несут одну лишь скорбь. Нет ничего лучше родного дома». Гогенгейм удивленно посмотрел на Севрюгина:
— Как? Вы тоже читали отчет?
— Я получил его первым. Мы тогда производили эксперимент по прослушиванию лей в рамках программы «Контакт», и автобот Розенберга вышел прямо на нас.
— Сволочи, какие же сволочи! — губы Адели дрожали, глаза снова наполнились слезами, так что ее сразу же захотелось утешить. — Детей-то за что?!
— Лосты геть! — гаркнул Журибеда, но тут же осекся, увидев, как изменилось лицо О'Райли.
— Ну, довольно о грустном, — Гогенгейм повернулся к Севрюги-ну. — Помнится, вы отменно играли на гитаре. Не хотите ли смахнуть пыль с инструмента?
Константин сначала отнекивался, играл вяло, а потом втянулся. Исполнил пару совершенно замшелых хитов, а затем перешел к песням собственного сочинения. Он словно поймал некий ритм: песня, отдых, кальян, чай, песня… Археологи хлопали в ладоши, подбадривали его радостными криками. И он играл, играл, а звездная вечность безмолвно плыла над белыми крышами палаток, над алым бутоном костра, над океаном…
