Я родился в Москве... | страница 3



Так что у нас в школе преподавался латинский язык. Преподавал Шендяпин. Куницкий преподавал физику. Он знаменит тем, что учил Леваневского летать по звездам. Он был доктором наук, даже членом-корреспондентом Академии наук, по-моему. Затем профессор Баев, астроном. Георгий Иванович Фомин, преподаватель русского языка и литературы, воспитанник Московского университета, и он кончил потом Шелапутинский институт (идея этого института состояла в том, чтобы подготавливать директоров и инспекторов школ). Альма Юльевна Островская, француженка. Василий Григорьевич Колесов, биолог. Это очень колоритная фигура. Сын ломового извозчика, который кончил университет и попал вот в такую школу, в которой часто преподаватели в учительской говорили по-французски или по-немецки. Еще помню Елагина, географа, совершившего путешествие вокруг света несколько раз. Самый яркий и самый любимый преподаватель в Фомин. Потом мы очень сблизились. Это уже после окончания школы, когда я работал в университете. Я его разыскал. Очень часто бывал у него дома, иногда он заходил ко мне домой…

На мое мировоззрение влияла одна из моих шкальных учительниц, она же — врач, она же — географ, агроном. Не удивляйтесь, для этого поколения окончание пяти-шести факультетов — это не исключение. Варвара Сергеевна Смирнова. Замечательный человек! Она прошла всю войну 14-го года полковым врачом. Я с ней очень много путешествовал по России — Ярославль, Владимир, Суздаль. Это восьмые-девятые классы так называемого «спецуклона».

В этой школе я учился с первого по седьмой класс. А потом спецшкола. Вернее, тогда называлось это спецуклон, «общественно-педагогические курсы». Это восьмой и девятый класс.

Я сбежал в восьмом классе юнгой на корабль. Мальчишке нужно мужество — я и убежал. Мама плакала и молилась. Маме доктор говорил: «Не волнуйтесь вы.

ангел мальчишкам соломку подстилает, а иначе все б их головы полетели…» Я сказал, что я еду корреспондентом «Пионерской правды», уговорил Женьку

Долматовского, чтобы он дал мне такое направление. А потом, когда я в Архангельск приехал, меня, конечно, никто не брал никуда. А потом какой-то старый матрос мне сказал: «Брось ты эту бумагу!» Он еще энергичнее выразился… «Тебя никто не возьмет с ней. Вон в Мурманске нужен мальчишка- поезжай туда». Я кое-как добрался до Мурманска. Меня взяли на научно-экспедиционное судно юнгой. Вы знаете, что такое юнга? Мальчишка на побегушках. Мне тогда было лет четырнадцать или пятнадцать.