Михаил Лобанов
ИМЯ ЕВГЕНИЙ ОБЫЧНО переводится с древнегреческого как "благородный". Но есть в нём, конечно, и второй отзвук: латинского "genius" — "гений", что уже давно обыгрывается в поэтическом общении:
Я — Евгений.
Ты — Евгений.
Я — не гений.
Ты — не гений" , — эти строчки то ли Долматовский написал в адрес Евтушенко, то ли наоборот.
Так вот, Евгений Андреевич Нефёдов мог — лично я в этом глубоко убеждён за не слишком долгие, но и не слишком краткие годы нашей совместной работы — по своему внутреннему творческому потенциалу стать именно что поэтом своей эпохи, какими были Пушкин и Лермонтов, Некрасов и Тютчев, Блок, Маяковский, Есенин и Твардовский... И сам понимал это, и в редкие минуты откровенности — а он, при всей его внешней открытости и артистизме, был очень замкнутым и ранимым человеком, — корил себя за то, что занимается "не главным", что мало пишет настоящих, "серьёзных" стихов...
Да, конечно, тут он, мой старший товарищ и учитель, "наступал на горло собственной песне", — но вовсе не ради каких-то личных выгод, а ради тех людей, которых он считал своими близкими, своими друзьями, своими соотечественниками. Он не стал лелеять и развивать свою поэтическую "евгениальность", а вполне осознанно, хотя и с болью, — пожертвовал ею ради интересов семьи, ради интересов народа, ради интересов Родины, как он их понимал.
Конечно, он имел право и на принципиально иной выбор — такой, который сделал, например, Юрий Кузнецов. Но тогда кто бы еще, кроме Евгения Андреевича, не просто десять с лишним лет тянул на себе практически весь воз выпуска еженедельной и единственной в своем роде газеты-альманаха, утрясая в её объёме тысячи авторских амбиций, правок и согласований, — он активно работал и в землячестве донбассовцев в Москве, и с театром Татьяны Дорониной, и переводил множество стихов, особенно украинских авторов, и, и, и?..
Даже сегодня, через сорок с лишним дней после его смерти, я ловлю себя на ожидании того, что вновь откроется дверь редакции, и я услышу фирменное нефёдовское: "Извините, шо опоздал. Больше не повторится!"
Владимир Винников
НЕ ДУМАЛИ МЫ НЕ ГАДАЛИ, что в преддверии двадцатилетия газеты "День"—"Завтра" будем справлять тризну по нашему дорогому Евгению Андреевичу. Но во всем есть свой, пусть пока и недоступный нам смысл.
В течение сорока дней с момента кончины Нефёдова я часто слышал его голос. Он определенно незримо пребывал в редакции. Где-то на периферии, из далеких комнат раздавался его весёлый басок, вплетаясь, как обычно, в разноголосую жизнь коллектива.
