уход Евгения Нефёдова. Для меня он был символом редакции "Завтра". Мы всегда были с ним одном ополчении, в одной шеренге, даже родились в один год, следующий после Победы.
Нефёдов первый встретил меня ещё в редакции газеты "День", дал мою довольно грубую графику на целую полосу.
Всякая редакция — это империя. На планёрках мы сидели вместе, в самой дальней провинции этой империи, на диванчике. За его широкой спиной было удобно, уютно, можно было порисовать, помечтать.
Редакция — это и дом, в котором обязательно имеется свой истопник. Таким истопником и был Женя, он годами поддерживал огонь в редакционном очаге. На нём долгое время и держалась редакция. В последние годы, уйдя с поста ответственного секретаря, он стал часовым. Проханов — это пост №1, а Женя — это был пост №2. Многие так и читали "Завтра": сначала прохановскую передовицу, затем нефёдовскую колонку. И сегодня часового не стало. Он не ушёл со своего поста, но погиб на службе.
После кончины Евгения я перечитал его книги. Великолепное чувство слова. И чутье на слово. Вспоминаю, как мы были в Киеве во время противостояния Ющенко—Янукович. Как забегали местные пиарщики, ловкие, мобильные ребята, когда Женя буквально за полчаса на суржике накидал большое количество качественного текста, — они просто были потрясены.
Нефёдов был тонкий лирик, и он был прекрасный юморист, сатирик. Сегодня многие люди не склонны к смеху, более того, смех зачастую воспринимается как синоним слоя, для которого нет ни идеалов, ни святынь. Для Жени, острослова и балагура по жизни, смех был оружием, которым он разил своих идейных оппонентов.
Геннадий Животов
В СИЛУ ВОЗРАСТНОЙ ДИСТАНЦИИ, разницы характеров и интересов — не друг, по многим вопросам — не единомышленник, но так уж получилось, что за двенадцать лет знакомства и восемь регулярного, почти каждодневного общения невозможно было иначе относиться к Евгению Андреевичу, нежели как к родному человеку. И уход его — это факт моей жизни, будто из поля зрения исчез некий значимый элемент.
Даже ругаться с ним получалось почти по-семейному. Тем более, Нефёдов мог устроить мастерский разнос: "Так газету не делают!" — но уже через полчаса беседовал с тобой как с любимым племянником.
Человек был многомерный, артистичный, самолюбивый. Любимые книги, которые способен был цитировать наизусть целыми блоками — "Тёркин", "Мёртвые души" и "Похождения бравого солдата Швейка". На Швейка даже чем-то был похож.
