— Я заглядывал туда, младший сержант Сябрух, — сразу же представился боец, шедший третьим от него. И перебежал поближе к капитану.
Среднего роста, узкоплечий, он казался бы очень изможденным, если бы не эта искренняя желтозубая улыбка.
— Белорус?
— По гаворке моей слышна? — щедро улыбался Сябрух, еще ближе подступая к капитану. — Белорус, понятное дело. Приходилось бывать в наших краях?
— Служил там. Еще до войны. На Буге.
— В укрепрайоне? В дотах?
— Именно там. Странно, что так быстро догадались.
— На фронте уже человек десять встречал из этих, побугских, «укрепрайонных».
— Так вы тоже из них?
— Не-а, жил неподалеку.
Казалось, вся телесная сущность бойца излучала в эти минуты доброту и беззаботность. Сябрух был рад, что его заметили, что к нему обратились, что ему позволено вот так, запросто пообщаться с суровым и загадочным капитаном.
— Но к воспоминаниям мы еще вернемся. В плавнях сплошное болото, или попадаются островки?
— Два островка — точно. Даже хижина есть. Охотничий домик такой.
— А главный вход в каменоломни отсюда просматривается, с этого края?
— С этого. Только чуть дальше туда, в конце. Слева от косы.
— И плавни доходят почти до каменоломень?
— Чуть-чуть по равнине проскочить нужно будет. Промежду камнями. Метров двадцать всего.
«Метров двадцать, — прикинул Беркут. — При прорыве, когда плато оседлают немцы, проскочить их — с десяток бойцов потерять. Но все же это хоть какой-то вариант. На крайний случай».
— Эй, что за войско?! — услышал он властный голос Глодова, который шел метрах в десяти правее его. — Почему здесь? Встать! Приказ об отходе вас что?…
Лейтенант вдруг умолк. Беркут остановился, ожидая, чем кончится разговор с затаившимися в ложбине бойцами, но Глодов как-то странно молчал. Стоял к нему спиной, на краю ложбины, и молчал.
— Что там происходит? — встревожился комендант.
— Ой, не встанут они, браточки-командиры! — первым оценил ситуацию Сябрух. — Ой, не встанут! — И, спотыкаясь, падая на камни, поспешил к Глодову.
Картина, которая предстала перед Беркутом, была впечатляюще жуткой. На противоположном, почти идеально ровном склоне ложбины, в странных позах, но, словно в строю, плечо в плечо, полусидели-полулежали, опираясь на камни, красноармейцы — с рассеченными головами, с окровавленными, прошитыми пулеметными и автоматными очередями грудями, изуродованными лицами, растерзанными животами.
— Сколько их здесь, сержант? — тихо спросил Андрей, немного придя в себя.
