Наконец, Артемида вновь взглянула на него.
— Хорошо, но я не доверяю твоему демону. Я отзову Танатоса, но как только Зарек будет признан виновным, я пошлю своего убийцу прикончить его.
— Сими, — сказал Эш своей атлантской спутнице. — Вернись ко мне.
На ее лице застыло отвращение от одной только мысли об этом.
— Вернись ко мне, Сими, — передразнила она, меняя форму. — Не надо поджаривать богиню. Не надо поджаривать Танатоса. — Сими фыркнула, словно лошадь. — Я не йо-йо, акри. Я — Сими. Ненавижу, когда ты сначала разрешаешь мне кого-нибудь убить, я радуюсь, а потом ты говоришь «нет». Мне это не нравится. Это скучно. Ты больше не даешь мне веселиться.
— Сими, — с нажимом произнес он.
Демоница надулась, подлетела к нему слева и вернулась на его тело, снова становясь стилизованной татуировкой в виде птицы на бицепсе.
Эш потер небольшой ожог, который всегда появлялся, если Сими покидала его кожу или возвращалась на нее.
Артемида со злостью уставилась на новую форму демоницы. Затем она обошла вокруг него и прижалась к спине, скользнув рукой по рисунку.
— Однажды я найду способ избавить тебя от чудовища, устроившегося на твоей руке.
— Конечно, — сказал Ашерон, заставляя себя выдержать прикосновение Артемиды, когда ее дыхание коснулось кожи. Она прекрасно знала, что он никогда не мог этого выносить.
Ашерон бросил на богиню взгляд через плечо.
— А я однажды найду способ избавиться от чудовища, устроившегося на моей спине.
Астрид сидела в одиночестве посреди атриума, погрузившись в свою любимую книгу — «Маленького принца» Антуана де Сент-Экзюпери. Сколько бы раз она ее не перечитывала, всегда находилось что-то новое.
А сегодня ей просто необходимо было найти нечто хорошее. Что-то, способное напомнить о том, что в мире еще осталась красота. Невинность. Радость. Счастье.
Больше всего, девушка хотела найти надежду.
Легкий бриз с реки доносил до нее аромат лилий. Он словно огибал мраморные дорические колонны, достигая плетеного кресла, в котором сидела Астрид. Три ее сестры недолго побыли с ней, но она попросила их уйти.
Даже они не могли успокоить ее.
Уставшая и лишенная иллюзий, Астрид искала утешения в своей книге. Она видела в ней доброту, которой не было в людях, окружающих ее.
Неужели не осталось больше порядочности? Сострадания? Неужели людям, наконец, удалось уничтожить их?
Ее сестры, как бы она их ни любила, были так же безжалостны, как и все остальные. Они были абсолютно равнодушны к мольбам и страданиям тех, кто не был им близок. Ничто их больше не трогало.
